Битва за Рим

Старинное тускуланское имение преобразилось: это уже был не просто загородный домишко – здесь появились сад-перистиль и канализация. Ливия Друза проследовала в свою гостиную, закрыла ставни и дверь, кинулась на кровать и зарыдала. Все кончено: Квинт Сервилий вернулся домой, а дом для Квинта Сервилия – город. Ей никогда более не позволят побывать в Тускуле. Несомненно, он уже наслышан о ее обмане, – одно это, при его характере, означало, что ей следует навсегда выбросить Тускул из головы.

Катона Салониана сейчас не было в Тускуле, поскольку в Риме проходили заседания сената; Ливия Друза не виделась с ним уже несколько недель. Утерев слезы, она присела за письменный стол и написала ему прощальное письмо:

Мой муж вернулся домой и послал за мной. К тому времени, когда ты будешь читать эти строчки, я снова окажусь в доме моего брата в Риме, где полным-полно глаз, чтобы за мной приглядывать. Ума не приложу, как, когда и где мы могли бы встретиться снова.

Но как мне жить без тебя? О любимый, бесценный, выживу ли я? Не видеть тебя, забыть твои объятия, твои руки, твои губы – для меня это невыносимо! Но он обязательно нагромоздит запретов, к тому же в Риме никуда не скроешься от соглядатаев. Я в отчаянии и боюсь, что нам не суждено больше свидеться. Я не нахожу слов, чтобы выразить свою любовь. Помни: я люблю тебя.

Поутру она, как обычно, вышла прогуляться, уведомив домашних, что вернется к полудню, когда завершится подготовка к отъезду в Рим. Обычно она бежала на свидание со всех ног, однако на сей раз не торопилась, а наслаждалась прелестью осеннего пейзажа и старалась запомнить каждое деревцо, каждый камешек, каждый кустик, чтобы вызывать их в памяти в предстоящей одинокой жизни. Добравшись до беленького двухкомнатного домика, в котором они с Катоном встречались на протяжении двух лет без трех месяцев, она стала ходить от стены к стене, с великой нежностью и печалью дотрагиваясь до предметов нехитрой обстановки. Вопреки здравому смыслу она все же надеялась застать его здесь, однако этой надежде не суждено было сбыться; она оставила письмо на виду, прямо на ложе, отлично зная, что в этот дом не войдет никто, кроме него.

А теперь – в Рим… Ей предстояло трястись в двухколесной повозке, которую Цепион счел подходящим для жены транспортным средством. Сперва Ливия Друза настояла на том, чтобы держать в поездке маленького Цепиона на коленях, но после первых двух миль из пятнадцати она отдала младенца сильному рабу и велела ему нести его на руках. Дочь Сервилилла оставалась с ней дольше, однако потом и ее растрясло, и она то и дело подползала к окну, а затем и вовсе предпочла брести пешком. Ливии Друзе тоже отчаянно хотелось выйти из повозки, но выяснилось, что муж строго-настрого наказал ей ехать внутри, да еще с закрытыми окошками.

У Сервилии, в отличие от Лиллы, желудок оказался железным, поэтому она просидела в повозке все пятнадцать миль. Сколько ей ни предлагалось пройтись пешком, она с неизменным высокомерием отвечала, что патрицианки не ходят, а только ездят. Ливия Друза теперь ясно видела, что Сервилия очень возбуждена, хотя, лишь прожив в тесном общении с дочерью почти два года, научилась разбираться в ее настроении. Внешне девочка оставалась совершенно спокойной, разве что ее глазенки поблескивали ярче обычного, а в уголках рта залегли две лишние складочки.

– Я очень рада, что ты так ждешь предстоящей встречи с tata, – проговорила Ливия Друза, хватаясь за лямку, чтобы удержаться на сиденье в накренившейся повозке.

– Не то что ты, – поспешила уколоть ее Сервилия.

– Постарайся же понять меня! – взмолилась мать. – Мне нравилась жизнь в Тускуле, я не люблю Рим – вот и весь ответ!

– Ха! – хмыкнула Сервилия.

На этом разговор закончился.

Спустя пять часов после выезда из Тускула двуколка и вся многочисленная свита остановились у дома Марка Ливия Друза.

– Пешком я добралась бы скорее, – сердито сказала Ливия Друза вознице, прежде чем он скрылся вместе с наемной повозкой.

Цепион дожидался ее в покоях, которые они занимали прежде. Он равнодушно кивнул жене. Такого же холодного приветствия удостоились обе дочери, которых мать вытолкнула вперед, чтобы они поздоровались с отцом, прежде чем отправиться в детскую. Даже широкая и одновременно застенчивая улыбка Сервилии не вызвала отклика.

– Идите! – велела девочкам Ливия Друза. – И скажите няне, чтобы принесла маленького Квинта.