– Свидетелем происшедшего в храме Юпитера Всеблагого Всесильного стал сам
Решив сделать хорошую мину при плохой игре, Октавий кивнул:
– Я согласен, Квинт Муций. Пусть фламин Юпитера сидит в курульном кресле Луция Цинны как местоблюститель! Теперь я предлагаю сенату проголосовать по двум тесно связанным вопросам. Тех, кто за то, чтобы рекомендовать центуриатным комициям объявить консула Луция Цинну и шестерых плебейских трибунов святотатцами, и изгнать их из Рима и из всех римских владений, и назначить фламина Юпитера консулом-местоблюстителем, – прошу встать справа от меня. Тех, кто против, – слева. Прошу разделиться.
Сенат одобрил это двойное постановление без единого голоса против, после чего центуриатные комиции почти из одних сенаторов собрались на Авентине, за померием, но внутри стен, ибо собраться на пропитавшейся кровью земле септы было бы немыслимо. Предложение приобрело силу закона.
Старший консул Октавий объявил, что удовлетворен, и Цинна был отстранен от управления. Правда, Гней Октавий ничего не предпринимал для укрепления своего положения и защиты Рима от беглецов, официально объявленных нечестивцами. Он не собирал легионов и не писал своему повелителю – Помпею Страбону. Пребывая в уверенности, что Цинна и шестеро его плебейских трибунов со всех ног кинутся на далекий африканский остров Церцина, к Гаю Марию и восемнадцати другим беглецам.
Цинна, однако, не собирался покидать Италию, шестеро его плебейских трибунов тоже. Спасшиеся от резни на Марсовом поле, они забрали деньги и скудные пожитки и встретились у камня-указателя на Аппиевой дороге, у самых Бовилл, чтобы решить, куда отправиться дальше.
– Я беру Квинта Сертория и Марка Гратидиана с собой к Ноле, – распорядился Цинна. – Легионом у Нолы командует Аппий Клавдий Пульхр, которого солдаты ненавидят. Я намерен сместить его и по примеру моего тезки Суллы повести легион на Рим. Но сначала мы должны собрать наших многочисленных сторонников. Вергилий, Милоний, Арвина, Магий, вас я посылаю за поддержкой к италикам. Говорите всем одно и то же: что римский сенат изгнал своего законно избранного консула за его намерение равномерно распределить новых граждан по трибам, а также из-за убийства Гнеем Октавием тысяч достойных и законопослушных римлян, собравшихся на законную сходку. – Он выдавил усталую улыбку. – На полуострове не избежать новой войны! Мы с Корнутом заберем тысячи мечей и прочего военного снаряжения марсов и их союзников, оно хранится в Альбе-Фуценции. Раздать его – твоя задача, Милоний. А я, отобрав легион у Аппия Клавдия, нагряну на склады в Капуе.
Четверо народных трибунов устремились в Пренесте, Тибур, Реате, Корфиний, Венафр, Интерамнию и Сору, где просили их выслушать и легко добивались внимания. Италики, хоть и устали воевать, отдавали все деньги, какие могли, на новую кампанию. Силы постепенно росли, вокруг Рима медленно сжималось кольцо.
Сам Цинна без труда добился смещения Аппия Клавдия Пульхра, командира осаждавшего Нолу легиона. Тот, суровый и отчужденный, втайне оплакивал смерть жены и судьбу своих шестерых детей-сирот и сложил командование, не предприняв попытки напомнить солдатам об их долге. Сев на коня, он поскакал к Метеллу Пию в Эсернию.
Добравшись до Нолы, Цинна понял, насколько ему повезло, что при нем находился Квинт Серторий. Тот, прирожденный военный человек, еще за двадцать лет до этого заслужил уважение простых солдат; в Испании те увенчали его травяным венком, еще дюжины менее значимых венков он удостоился в кампаниях против нумидийцев и германцев, он был родственником Гая Мария, а этот легион он набрал в Италийской Галлии тремя годами раньше. Солдаты хорошо его знали и любили столь же сильно, сколь ненавидели Аппия Клавдия.
Теперь Цинна, Серторий, Марк Марий Гратидиан и их легион повернули на Рим. Нола сразу распахнула свои ворота, и туча тяжеловооруженных самнитов двинулась за ними по Попилиевой дороге – не для того, чтобы напасть, а чтобы присоединиться. На перекрестке Аппиевой дороги в Капуе под их орла встали многочисленные рекруты, гладиаторы и опытные центурионы. Теперь армия Цинны насчитывала двадцать тысяч человек. Между Капуей и городком Лабики на Латинской дороге к Цинне примкнула четверка отправленных им к италикам трибунов, приведшая бесценное подкрепление – еще десять тысяч человек.