Битва за рай

   — ...предупредил, чтобы Америка не вмешивалась. Генерал заявил, что Америка ввяжется в самую долгую, дорогостоящую и кровавую войну за всю свою историю, если попытается вмешаться. Он сказал, что его силы заняли несколько главных прибрежных городов. Большая часть внутренних территорий уже захвачена, и потери превзошли все ожидания. Многие гражданские и военные взяты в плен, но их содержат в соответствии с законами гуманизма. Группам Красного Креста будет позволено в этом убедиться, когда ситуация стабилизируется.

Генерал повторил, что целью вторжения является «устранение дисбаланса в регионе». Международное напряжение продолжает нарастать, а космическая разведка сообщает о спонтанных схватках во многих районах страны и по меньшей мере о двух серьёзных битвах на суше...

На том всё и кончилось. Голос как-то сразу умолк. Мы ещё поймали несколько отдельных слов: «Организация Объединённых Наций», «Новая Зеландия», «от двадцати до двадцати пяти самолётов», и всё. Мы переглянулись.

   — Так, давайте быстро возьмём бумагу и карандаши и запишем всё, что запомнили, — спокойно сказал Гомер. — А потом сравним записи.

Мы сделали это десять минут спустя. Просто удивительно, как разнились между собой наши версии, но в главных деталях мы оказались едины.

   — Прежде всего, — сказал Гомер, садясь на корточки, — мы теперь точно знаем: это не Третья мировая война. Пока не она. Похоже, всё это касается только нас.

   — О пленниках нормально говорили, — сказала Корри.

Все согласно кивнули. Похоже, это было правдой. И нам всем стало немножко легче, хотя всё равно нас терзали жуткие страхи.

   — Он пытается напомнить американцам о Вьетнаме, — сказала Фай. — Это ведь вроде их национального кошмара или что-то в таком роде.

   — Для вьетнамцев это был кошмар похуже, — заметил Крис.

Я посмотрела на Ли, но на его лице ничего не отразилось.

   — Американцам не хочется ввязываться в проблемы других стран, — сказала я, припомнив уроки истории двадцатого века. — Вудро Вильсон[2] и изоляционизм, разве нам не эту тему задавали на каникулы?

   — Мм... напомни мне написать этот доклад сегодня вечером. — Это был Кевин.

   — «Международное напряжение» звучит многообещающе, — проговорила Робин.

   — Пожалуй, это и есть наша главная надежда. Но я представить не могу, чтобы множество других стран ринулись проливать за нас кровь, — сказала я.

   — Но разве у нас нет всяких там международных договоров? — спросил Кевин. — Я думал, политики должны такое предусматривать. А иначе за что они получают свои деньги?

Ответа на его вопрос никто не знал. Может быть, все думали то же, что и я, — что нам следовало бы поинтересоваться этим давным-давно, пока не стало слишком поздно.

   — А что значит «устранение дисбаланса в регионе»? — спросил Кевин.

   — Ну, наверное, он говорит о более равномерном распределении всего, — предположила Робин. — У нас огромные земли и всякие ресурсы, а совсем рядом есть страны, где людей как селёдок в бочке. И не приходится их винить за то, что им это не нравится. Но мы-то ведь ничего не делаем, чтобы устранить дисбаланс, просто сидим на своих толстых задницах и наслаждаемся своим богатством.

   — Ну да, а другим достаются крошки от печенья, — смущённо произнёс Кевин.

   — А теперь они забрали печенье и крошат его по-своему, — вздохнула Робин. — И похоже, забрали всю упаковку.

   — Я не понимаю, — покачал головой Кевин. — Ты так говоришь, как будто ничего не имеешь против. Ты думаешь, это вполне справедливо? Пусть себе ходят здесь и забирают всё, что хотят, всё, ради чего работали твои родители? Конечно, ребята, угощайтесь, не обращайте на нас внимания! Это ты в Библии вычитала? Плюй на всех, или как там? Напомни потом мне, чтобы я не ходил в твою церковь.

   — Да вряд ли и получится, — фыркнула Корри и, улыбнувшись, положила ладонь на колено Кевина, стараясь его успокоить.

Но Робин сразу вскипела.

   — Конечно я против! — воскликнула она. — Если бы я была святой, может, я и не стала бы возражать, но я не святая, и я очень даже возражаю. К тому же они действуют весьма нерелигиозным способом. Не знаю такой веры, которая велела бы людям врываться в чужие дома и воровать всё что вздумается. Я могу понять, почему они это делают, но понимать не значит поддерживать. Просто если вы всю свою жизнь прожили в трущобах, умирали от голода, не имели работы, вечно болели и при этом видели, как люди через дорогу купаются в богатстве и каждый день едят мороженое, то через какое-то время вы можете убедить себя, что забрать у них богатство и разделить его между всеми — не так и ужасно. Да, несколько человек пострадают, зато множеству других станет лучше.

   — Всё равно это неправильно, — упрямо произнёс Кевин.

   — Может, и неправильно. Но ты просто смотришь на всё по-другому. Тут не может быть правильной и неправильной стороны. Обе стороны могут быть и правы, и не правы. Я думаю, обе стороны на этот раз ошибаются.

   — Это означает, что ты не собираешься с ними бороться? — спросил Кевин всё с тем же воинственным видом.