Битва за рай

Я впервые могу живо вспомнить свои сны. Мне вовсе не снились ружейные выстрелы, ударяющие в машины пули и крики умирающих людей, хотя с тех пор мне довольно часто снилось такое. Нет, в то утро я видела во сне, как папа готовит барбекю для кучи гостей, собравшихся у нас дома. Я не видела, что именно он готовит, но папа энергично действовал длинной вилкой, переворачивая то ли колбаски, то ли что-то ещё. Казалось, весь город собрался у нас, люди бродили по дому и саду. Я поздоровалась с отцом Кронином, стоявшим около жаровни, но он не ответил. Я пошла в кухню, но там было слишком много народа. Потом рядом со мной очутилась Корри, она звала меня поиграть, что, конечно, прекрасно, если не считать того, что ей снова было восемь лет. Я пошла за ней, мы спустились к реке и сели в лодку. И вдруг там же очутились чуть ли не все горожане, а папа с мамой вели лодку, а как только мы с Корри ступили на борт, они отчалили, и мы куда-то поплыли. Не знаю, куда мы направлялись, но было очень жарко, все потели, люди снимали с себя одежду. Я оглянулась на берег и увидела там отца Кронина, который махал нам рукой на прощание... а может быть, гневно тряс кулаком, потому что мы все раздевались? И я не знаю, снимали все одежду из-за того, что было жарко, или по какой-то другой причине.

Корри сидела тихо, но ей было уже не восемь лет, а потом она куда-то с кем-то ушла, а на её месте очутился Ли. Он тоже раздевался, весьма серьёзно, как будто исполнял какой-то религиозный ритуал. Мы легли рядом, всё с таким же торжественным видом, и стали трогать друг друга нежно и любяще. И мы продолжали этим заниматься, пока я не проснулась, вспотевшая, и не обнаружила, что лежу теперь на самом солнцепёке. День становился всё жарче. Я повернулась посмотреть на остальных и первым делом увидела Ли, который наблюдал за мной тёмными глазами. Я была так смущена после своего сна, что покраснела и быстро заговорила:

   — Ох, уже, наверное, градусов на десять больше. Я тут испекусь. Надо куда-то перебраться. Я, похоже, спала дольше, чем мне казалось.

Я подхватила своё одеяло и обошла Ли, чтобы устроиться немного в отдалении. И продолжала болтать:

   — Хочешь чего-нибудь? Может, принести тебе что-то? Ты хорошо спал? Нога болит сильно?

   — Я в порядке, — ответил он.

Я немного успокоилась и остыла, оказавшись в тени. Со своего нового места я могла смотреть через загон на заросли кустов и на горы.

   — Здесь прекрасно, правда? — сказала я. — Я тут всю жизнь живу, но иногда просто не замечаю, как здесь красиво. И до сих пор не верю, что мы можем всё это потерять. Зато теперь я всё замечаю. Замечаю каждое дерево, каждый камень, каждый загон, каждую овцу. Мне хочется сохранить всё это в памяти на случай... ну, на всякий случай.

   — Да, здесь прекрасно, — откликнулся Ли. — Тебе повезло. А вот в ресторане ничего прекрасного нет. Но всё равно я то же самое чувствую к нему, что и ты к своей земле. Думаю, дело в том, что мы все сделали своими руками. Если кто-то разбивает окно, он разбивает стекло, которое папа сам вырезал и вставил, стекло, которое я протирал тысячу раз, и к тому же при этом рвутся занавески, которые сшила мама. Ты привязываешься к какому-то месту, оно становится для тебя особенным. Наверное, во всём можно видеть красоту.

Я переползла поближе к нему:

   — А тебе стало очень худо, когда ты увидел, как там всё разгромлено?

   — Было столько причин чувствовать себя ужасно, что не знаю, с чего и начать. Наверное, это даже не слишком меня потрясло.

   — Да, и меня тоже. Когда мы сюда приехали утром и я увидела, что тут творится... не знаю. Я ведь чего-то такого ожидала, но всё равно это было ужасно. Мне даже стыдно стало оттого, что я не испытываю достаточно сильных чувств. Наверное, как ты и сказал, слишком многое произошло. Слишком многое.

   — Да.

Ли произнёс всего одно слово, но я никогда не забуду того, как он это сказал, — словно в одном коротком слове уместилось всё то, о чём я говорила. Я придвинулась ещё ближе к нему, продолжая говорить:

   — И ещё я думаю о Корри и о том, как всё жутко должно быть для неё, куда хуже, чем для меня. И для всех, у кого есть младшие братья и сестрёнки. Это страшно. А представь, что должны чувствовать родители Криса, они ведь за границей и, наверное, даже не могут вернуться домой и представления не имеют, что там с Крисом.

   — Но мы не знаем, насколько всё это распространилось. Может, и другие страны тоже... Помнишь, как мы шутили там, в Аду, насчёт Третьей мировой войны? А мы могли и угадать.

Ли обнял меня, и мы лежали, глядя на старые деревянные стропила сарая для сена.

   — Ты мне снился, — сказала наконец я.

   — Когда?

   — Только что, этим утром, тут, в сарае.

   — Правда? И как именно?

   — Ох... ну, мы кое-чем занимались, вот так же, как сейчас.

   — Правда? Я рад, что это стало реальностью.

   — Я тоже.