– О, святая Бригитта, приди ко мне и помоги мне спастись из заточения! Я с детства верю в твою защиту, но сегодня пришло время просить о помощи. Ведь ты прославилась своими чудесами, своей добротой и отзывчивостью. Ты никому не отказывала в просьбе. Так помоги же мне, бедной, заточенной в этой старой башне, вновь увидеть свободу и своих родных. Ведь я родилась в твой праздник, в Имболк, и матушка сразу же отдала меня под твое покровительство. Правда, имя мне дала в честь нашей королевы, которую очень почитала всегда и которой глубоко благодарна за помощь и поддержку. Ты ведь не обиделась за это, правда? А для меня ты моя покровительница и защитница. И твой образок всегда у меня на груди. Помоги же мне!
Филиппа закрыла глаза, наполнившиеся слезами, и так стояла у окна, прижав руки к груди в старом, как мир, молитвенном жесте. Вдали догорал закат, было тихо, ни ветерка, ни шелеста трав. И вдруг… Девушка в первую минуту даже не поверила своим ушам. Но это оказалось правдой. Там, внизу, молодой мужской голос пел на валлийском языке. И голос, и мелодия были ей знакомы, только слова были другие.
– Где ты, свет моих очей, радость жизни моей? – пел голос. – Отзовись, и солнечное тепло вновь вернется в мое сердце. Без тебя жизнь темна, как осенняя полночь.
Филиппа замерла. Это был их с Майклом секрет – они научились языку соседей у старой валлийки, работающей в замке, и часто разговаривали на нем, когда не хотели, чтоб их понимали окружающие. А Майкл иногда пел валлийские песни. Девушка заметалась по комнате. Отозваться она не решалась, поскольку не знала, далеко ли ее стражи. Тогда она сорвала со своей груди платок и отчаянно замахала им в открытое окно. Снизу раздался счастливый мужской смех.
– Завтра, – пропел знакомый голос, – будь готова завтра, Ласточка, и мы улетим с тобой в далекие края.
Филиппа высунулась в окно так далеко, как только смогла, но сгустившиеся сумерки не позволили ей разглядеть, что делается внизу, в лощине под стеной башни. Ей казалось, что она видит какое-то движение, но, скорее всего, это была лишь игра воображения. Успокоиться было трудно, даже невозможно. Она быстро шагала по комнате от стены до стены, чтобы хоть немного унять охватившее ее волнение. Иначе, казалось, сердце разорвется от радости. Как они ее нашли? Как сумели пробраться сюда?
Немного успокоившись, девушка снова принялась горячо молиться святой Бригитте. Но теперь уже со словами благодарности. И вдруг ее как холодной водой обдало. А что, если именно завтра этот ненавистный де Бриер придет за ней и разрушит все ее надежды на спасение? И Филиппа вновь взмолилась своей святой, умоляя отвести от нее эту беду.
– Еще один день, один только день подержи это чудовище вдали от меня, – молила она. – Позволь мне улететь с моим любимым. Я не знаю, как он будет спасать меня, но не побоюсь ничего. Ничто не испугает меня, когда Майкл будет рядом.
Уснула она в эту ночь очень поздно, почти перед рассветом, когда даже сычи замолчали, давая себе отдых. А проснувшись, вновь не могла найти себе места. Пришли, как обычно, охранник с дебелой девкой, что носила ей еду и меняла ведро. Филиппа изо всех сил старалась казаться такой же, как всегда, чтобы не вызвать ненужных подозрений. Похоже, опасность миновала.
И потянулись часы. Никогда еще в ее жизни время не ползло так медленно, как в этот день в старой башне. Солнца не было с утра. И чем дальше, тем становилось темней, хотя был еще день, она знала, чувствовала это. А вечер пришел и вовсе необычный. Ни дождя, ни ветра не было, но огромные темные тучи нависли над землей так низко, что, казалось, готовы были раздавить своей тяжестью все, что на ней есть. Густой туман клубился в воздухе, поглощая все звуки и затмевая все вокруг. И вдруг он стал наползать на башню, обволакивая ее.
Мужчины внизу с ужасом смотрели, как сизая непроглядная муть поглощает верхний этаж господского дома и половину башни. Безумием было осуществить задуманный план в такой жуткой обстановке, и все-таки Майкл полез на башню.
Они долго спорили накануне с Рори, кто из них полезет наверх, чтобы вызволить Филиппу. Рори не хотел отпускать друга, но тот был неумолим.
– Да, она твоя сестра, Рори, – говорил он, – но для меня она единственная в мире женщина. Тебе ли не знать об этом? И потом ты – наследник своего отца, а он… Ох, Господи, только бы милорд остался жив. А по стенам лазить мы ведь умеем не хуже ящериц. Или ты забыл?
Молодой Мюррей вынужден был согласиться. И подъем начался. Время, казалось, остановилось для всех, кто ждал внизу. Майкл же отбросил все мысли и сосредоточился на том, чтобы ползти вверх, неуклонно, шаг за шагом, как настойчивое насекомое.