Битва за Клык

Фрейя покорно качнула головой и смолкла. Она никогда не понимала одержимости Волков ритуалами, традициями, сагами и секретностью. Словно бы мир, в котором они обитали, был в какой-то момент заморожен, а все силы прогресса и развития погибли и сменились оцепенелым повторением старых, утомительных обязанностей.

Через какое-то время Альдр тяжело оперся на центральную двигательную колонну.

— Ощущения, словно я живой, и не просто живой. Когда что-то касается моей брони, я чувствую это отчетливее, чем когда был живым воином. Мое зрение острее, слух лучше, мышцы сильнее, потому что теперь они из керамита и пласфибры. Все намного лучше. Но все же…

Фрейя взглянула на лицевую пластину дредноута. Длинная щель в броне была темной — абсолютно непроницаемый колодец. Хотя он не подавал никаких внешних сигналов, девушка остро чувствовала, что Альдр несчастен, словно он плакал. На мгновение в ее уме возник образ Кровавого Когтя, скользящего по изъеденному ветром льду, размахивая клинками. Свободно развеваются длинные волосы. Воин исполняет свое предназначение и потому захвачен животной радостью.

Больше такого никогда не будет.

— Мне очень жа…

— Довольно вопросов. Еще много работы.

Фрейя послушно замолчала. Она уже увидела, как подвезли ящики с медикаментами и провизией, которые нужно было куда-то ставить. Поклонившись дредноуту, она направилась к хускарлу, руководившему доставкой. Но, уходя, она кинула взгляд на громадные очертания неподвижного Альдра.

Фрейя смотрела недолго, чувствуя, что и без того слишком далеко вторглась в его личное пространство. В любом случае, ей не нравились чувства, которые пробуждали в ней разговоры с дредноутом. На протяжении многих лет, раненная тем, что случилось с ее семьей в Этте, она возмущалась Небесными Воинами почти столь же сильно, как и преклонялась перед ними. Теперь, когда война пришла на Фенрис, все старые чувства испытывались на прочность, причем неожиданными способами.

Девушка привыкла жить с неприязнью к космодесантникам. Возможно, она могла бы полюбить их, как отец, или презирать, как Тысяча Сынов. Но что она определенно не могла вынести, так это зародившегося недавно чувства. Она знала, что должна избавиться от него или оно помешает ей в грядущем сражении. Оно было чуждо ей и совсем не свойственно Фенрису, слабое и глупое.

Но ничего не получалось. Стараясь изо всех сил, Фрейя ничего не могла с собой поделать.

Теперь я заглядываю в их души, вижу, какую жизнь они ведут, какой выбор они сделали… Вот к чему я пришла.

Кровь Русса, мне жаль их!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

— Фенрис хъолда!

Харек Железный Шлем мчался по разрушенной улице, не заботясь о пулях, горохом колотившихся о его боевой доспех. Его свита отставала лишь на шаг, целых два десятка элитных воинов в терминаторской броне. Когда они бежали, под тяжелыми ботинками трескались плиты дороги. Их наплечники были покрыты кровью — у некоторых в результате проведенного перед битвой ритуала, у других из-за боев в последние четыре дня. Никто из воинов не спал все это время; они даже не выходили из боя. Неумолимо и неотвратимо ударные силы Волков крушили, резали, стреляли и прорубали себе путь к городскому центру.

Все это время Железный Шлем дрался с яростью, словно вернулся в юность, широкими взмахами вращая двуручный ледяной клинок, перерубавший врагов пополам. Он не использовал огнестрельное оружие, предпочитая рукопашный бой. Большинство гвардейцев поступали так же, нападая с когтями, клинками и топорами, крича и рыча, обрушивая смертоносное оружие на хрупкую броню тех, кто осмеливался встать у них на пути.

— Башня! — прорычал Железный Шлем, кивая вправо. Его Стая мгновенно изменила траекторию. — Наверх.

Охотящаяся Стая свернула с широкого, прямого шоссе, окруженного рядами высоких жилых блоков. Когда-то здесь были рельсы, ведущие в центр города, и поднятые над дорогой пешеходные пути. Теперь же, после мощной бомбардировки, вся улица превратилась в окутанную дымом долину искореженных металлических прутьев и оплавленных воронок. Клубы дыма закрывали все вокруг, едкие и жгучие из-за стрельбы тяжелых болтеров. Дома, обступившие улицу, стали незрячими: стекла вылетели еще до начала наземной операции. Все районы города обратились в пустыню, и все это лишь за три дня интенсивной деятельности Волков.