Битва стрелка Шарпа

Они побежали и без труда добрались до португальцев, прежде чем не слишком рьяно преследовавшие стрелков шассёры смогли подобраться поближе. Тем не менее скоротечная атака шассёров привлекла других кавалеристов, что вынудило португальскую колонну перестроиться в каре. Шарп и его люди остались внутри каре, они наблюдали за проносящейся вокруг батальона кавалерией. Бригадный генерал Кроуфорд также укрылся в каре и теперь взирал на французов из-под батальонных знамен. В седле он держался с гордым видом, и на то было достаточно оснований. Дивизия, ставшая под его руководством лучшей в армии, показала себя просто великолепно. Противник значительно превосходил ее численно, она была окружена, но ни один солдат не запаниковал, ни один батальон не допустил ошибки в перестроении, ни одно каре не дрогнуло даже теперь, когда враг был так близко. Легкая дивизия спасла 7-ю и теперь спасала саму себя, демонстрируя превосходную слаженность. Обычная солдатская выучка побеждала французский энтузиазм, и атака Массена, обрушившаяся на британский правый фланг со всей своей сокрушительной силой, не принесла нужного результата.

– Нравится, а, Шарп? – поинтересовался Кроуфорд, повернувшись к стрелку.

– Чудесно, сэр, просто чудесно! – ничуть не кривя душой, похвалил Шарп.

– Они все мошенники и мерзавцы, – сказал Кроуфорд, имея в виду своих подчиненных, – но дерутся как черти. – Гордость была вполне объяснима; вечно раздражительный Кроуфорд даже немного смягчился и удостоил Шарпа разговором, причем вполне дружеским. – Я замолвлю за вас словечко, Шарп, – добавил он, – потому что солдата нельзя наказывать за убийство врага. Но не думаю, что от моей помощи будет прок.

– Не будет, сэр?

– Вальверде – тот еще ублюдок, – заметил Кроуфорд. – Англичане ему не нравятся, и он не хочет, чтобы Веллингтон стал испанским генералиссимусом. Вальверде полагает, что стать генералиссимусом надлежит ему самому, вот только в тот единственный раз, когда ему довелось сразиться с французами, он мало того что обмочил свои и без того желтые штаны, но и потерял три хороших батальона. Тут дело не в военной службе, Шарп, а в политике, в этой чертовой политике. Если солдат и должен что-то знать, так это то, что в политику лучше не вмешиваться. Политиков, этих скользких мерзавцев, следовало бы перестрелять. Всех до последнего к чертям собачьим! Я привязал бы всю свору этих лживых тварей к дулам пушек и пальнул! Удобрил бы поле поганцами. Ими и адвокатами. – Упоминание этих родственных профессий привело Кроуфорда в дурное настроение. Он смерил Шарпа хмурым взглядом, дернул поводья и направил коня к батальонным знаменам. – Я замолвлю за вас словечко, Шарп.

– Спасибо, сэр.

– Вам это не поможет, но я попробую. – Кроуфорд посмотрел вслед удаляющейся французской кавалерии. – Похоже, эти канальи ищут другую добычу, – бросил он полковнику португальского батальона. – Двигаемся дальше. Возможно, получится вернуться в расположение к завтраку. Хорошего дня, Шарп.

* * *

Седьмая дивизия давно уже достигла плато, где оказалась в полной безопасности, и теперь под защитой артиллерии по склону поднимались головные батальоны Легкой дивизии. Британские и немецкие кавалеристы, которым, чтобы сдержать французских всадников, приходилось атаковать снова и снова, вели своих измученных лошадей вверх. Исстрадавшиеся от жажды стрелки, чьи разбитые отдачей плечи напоминали сырое мясо, а стволы винтовок заполнились пороховым нагаром, устало тащились туда, где им ничто не угрожало. Французские всадники могли лишь издали наблюдать за тем, как уходит противник, которого они преследовали на протяжении трех с лишним миль по равнине, казалось бы предназначенной для геройских подвигов кавалерии, и гадать, почему им так и не удалось распечатать хотя бы один-единственный батальон. Да, на открытой местности, у подножия горного хребта, они изрубили горстку застрельщиков-красномундирников, но потери в утреннем сражении все же оказались непомерно высоки.

Последние колонны Легкой дивизии взошли под своими знаменами на холм, где их возвращение приветствовали оркестры. Британская армия, на какое-то время столь опасно разделившаяся надвое, восстановилась в полном составе, но пути отхода были по-прежнему перекрыты, тогда как французы – теперь уже куда большими силами – начали новое наступление.

И на деревушку Фуэнтес-де-Оньоро, чьи улицы уже были политы кровью, накатывала под грохот барабанов новая смертоносная волна.

* * *