Читаем Битва на поле Куликовом полностью

— «Великому князю, и всем русским князьям, и всему православному христианству, — читал громогласно рослый чернец. — Смело веди полки свои, господине княже. Бог, и пречистая Богородица, и святой чудотворец Петр помогут тебе и пошлют победу!»

Быстрее молнии полетели эти простые слова игумена Сергия по всему войску русскому, утвердив и укрепив в сердцах уверенность в победе.

Между тем туман начал рассеиваться, и великий князь, надев поверх боевого доспеха одежду простого воина, взял свою железную палицу и копье и направился в сторожевой полк, чтобы, как задумал, начать бой в числе первых.

Князья и бояре стали удерживать его:

— Не подобает тебе, великий князь, самому в полку биться. Тебе следует стоять в безопасном месте и направлять бой. Если лишимся тебя, то станем как стадо овец без пастуха.

— Братья мои добрые, — отвечал князь Дмитрий. — Хочу как словом, так и делом быть первым. Смерть ли, жизнь ли, но вместе с войском моим. Я вступлю в бой прежде других.

К одиннадцати часам туман рассеялся. И противники увидели друг друга.

Одежда и доспехи татар были темны. Казалось, черные тучи с неба опустились на землю, укрыв зеленую траву.

А Мамай с высоты своего холма осматривал русское войско. Нарядным и светлым было оно. Будто не на смерть собрались русские люди, а на великий праздник: сияют на солнце серебром и золотом доспехи, колышутся полковые знамена и хоругви. Что маки в степи красные щиты.

«Вся Русь собралась сюда, что ли? — подумал Мамай. — Велика моя сила, а коль не одолею их? — Впервые в сердце закралась тревога. — Как тогда возвращусь домой?»

И Мамай отдает приказ: одним стремительным ударом покончить с русскими.

Дмитрий, увидев, что татары двинулись вперед, повелел выступать и своим полкам навстречу врагу.

А в первом ряду пеших воинов — Юрка-сапожник, Ерофей, Доронка-кузнец, рядом с ними старый Фрол, Степан-плотник и Фетка-смутьян с ратаем Тришкой… И вокруг них люди простые: крестьяне, покинувшие ради этого великого дня свои пашни, ремесленники, собравшиеся сюда со всех концов русской земли. Кто с мечом, кто с дубиной, кто с рогатиной. Многие без шлемов и кольчуг, и от татарских стрел и мечей одно им спасение: удаль собственная да судьба счастливая.

Все ближе смертный миг.

— Ну, теперь не зевай! — закричал Фрол весело, подбадривая и молодых и старых. — Недоглядишь оком — заплатишь боком!

— Ты смотри! Кто ж такие? — изумился Степан.

В центре татарских сил шла им навстречу генуэзская пехота.

Наемники двигались стеной. Задние ряды положили свои длинные копья на плечи передних воинов, у которых копья были короче.

Слева и справа от них шла конница.

Вдруг татары остановились. Остановились потому, что не было места, где им расступиться. Стали и русские. Смотрели противники друг на друга… Ясно видны татары — серые кафтаны, черные щиты, лица с раскосыми узкими глазами.

И татары различают русские мечи, поблескивающие на солнце, сулицы, рогатины, светлые волосы видны из-под шлемов.

Вдруг из рядов татар выехал богатырь. С невольным удивлением смотрели на него русские ратники: какого же он огромного роста! Как широки его плечи.

— Челубей, — сказал кто-то, — прозывается Железным воином, Темир-мурзой.

Татарин-великан в надежном воинском доспехе ехал не спеша, вызывая русских храбрецов на поединок, чтобы по заведенному обычаю начать битву единоборством.

Неподалеку от князя Дмитрия сидели на могучих конях Пересвет и Ослябя, послушники Сергия Радонежского, которых старец из Троицкого монастыря послал с московским воинством, благословив на ратные дела. Сказал Пересвет Ослябе тихо:

— Челубей ищет равного себе. Я хочу с ним помериться силой.

Выехал Пересвет вперед и закричал громко, чтобы все его слышали:

— Отцы и братья! Простите меня, грешного! Брате Ослябе, моли за меня бога! Отец Сергий, помогай мне!

Перекрестился он наспех размашисто и выехал навстречу татарину-великану.

Грозен Темир-мурза, но бесстрашно и стремительно скачет к нему Пересвет в черном монашеском клобуке с нашитым на нем белым крестом. Нет на чернеце доспехов, но с ним вера, что смерть за освобождение земли своей не страшна. Тяжелое копье приготовлено для удара.

Увидел татарин русского богатыря и понесся ему навстречу. Мгновенье! Содрогнулась земля от удара, и упали оба мертвыми, пронзив друг друга на всем скаку огромными копьями. Кони пали тоже и не смогли больше подняться.

И ринулись противники друг на друга. Пешие и конные устремились навстречу смерти. Запели гудящие татарские стрелы. Смешались русские и татарские слова. Ударились друг о друга мечи и сабли… И сразу потеряли друг друга Юрка, Доронка, Ерофейка. Крики, скрежет железа, кровь.

А Тришка и Фетка рядом бьются. Вдруг закричал Фетка:

— Тришка! Гляди! Боярин наш!

И верно: облепили боярина татары серой саранчой, норовят мечами голову снести, а к хозяину тиун и ратник пробиваются. Увидел тиун Тришку и Фетку, завопил:

— На подмогу, братцы!

Вот они уже пятеро рубятся с татарами. Рассечено плечо боярина Михаила Юрьевича, с кольчуги кровь скатывается.

Бьются насмерть.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пионер — значит первый

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза