Читаем Битва на поле Куликовом полностью

— Вот кабы оброков не платить да повинностей не нести…

— Тогда жить бы и жить. Помирать не захочется.

Но не вырос и первый урожай, как появился с оружными воинами помещик с жалованной грамотой от великого князя. Будет владеть этой землей, пока служит князю. Конно, людно и оружно пойдет он с князем в поход, на кого бы ни поднялся великий князь.

* * *

В ту же пору, когда ушла черная смерть с русских земель, плотник Степан со своим приемным сыном Ерофейкой пришли в Нижний Новгород и поселились за его стенами, в посаде. Сам, своими руками выкопал Степан землянку, вытесал лавки, стол. А на одной доске стола вырезал для забавы Ерофейки петушка. Радостно Степану, что всегда мальчик садится возле этого петушка и дивится: петух стоит на одной ноге, взмахнул крыльями, вытянул шею — кажется, вот-вот громко закричит: «Ку-ка-ре-ку!»

Не оправилась Русь от черной смерти, а тут новая беда: голод. Засуха, на полях неурожай. Однако у Степана и Ерофейки есть хлеб на столе: и в лихие времена сыщутся богатые люди, коим нужен плотник. Находится в торговом городе Нижнем Новгороде, стоящем высоко над широкой рекой Волгой, работа для плотника Степана, мастера с золотыми руками.

А для Ерофейки в Нижнем Новгороде все дивно. Приведет его Степан на стены градские и показывает:

— Вон, гляди: ладья под парусом, нос — голова орлиная идет супротив течения. Это в Новгород Великий восточные товары везут: шелка, благовония, пряности. А вон те, с белыми парусами, что стая лебяжья, плывут вниз по течению. В Орду путь держат. Везут, должно быть, соболей, белок, куниц, меха разные, и воск, поди, везут, и мед.

Но Ерофейка не слушает, какие товары в Орду отправляются. Ему интересно знать, как разные суда прозываются. И он кричит:

— Дядя Степан, гляди, вон под парусами идут ладьи дощатые, на носах и кормах будто хоромы и двери есть! Ну гляди же, дядя Степан!

— То учаны, большие суда торговые, — степенно поясняет Степан.

— Вон, гляди, лодка плоскодонная, борта низкие.

— То струг.

— А рыболовы все в челнах сидят. Челн, ведаю, из одного куска дерева долбят, — не переставая, говорит Ерофейка.

И Степан не молчит:

— Теперь смотри: загружаются у берега московские ладьи. Повезут купцы по Оке, а там по Москве-реке волжскую рыбу красную, икру. Большие деньги на торгу в Москве возьмут за них.

Посмотрит Ерофейка со стен вниз — и дух у него захватывает: глубоки овраги у подножий стен.

— Ни один враг с этой стороны в город не войдет, — поясняет Ерофейке Степан.

Мальчик внимательно слушает и сам пытает:

— А с нашей стороны, где мы живем, коли враг придет, то первым делом на посад и перебьет всех.

Радуется Степан: рассудительный сынок у него растет.

— Посадские люди в Детинец, в Кремль спрячутся, — поясняет он. — А посад сожгут защитники города, чтобы примета враг не смог сделать.

— Примета? А что же это такое, примет? — спрашивает Ерофейка.

— Ну, словно гора из бревен и хвороста. На катках устанавливается. Подкатят ее к стенам…

Ерофейка, не дослушав, перебивает:

— И зажгут, да? Дядя Степан, ведь зажгут, чтоб полымя стены спалило? Так?

— Ишь, догадался! Умный ты у меня, Ерофей.

Брал Степан с собой Ерофейку и на плотницкое дело: пусть пока приглядывается.

А вечерами после ужина улягутся они на широкие лавки, что приладил Степан вдоль стен, и начинаются сказки да побасенки.

— Дядя Степан, а ну разгадай: пять братьев годами равные, ростом разные. Кто такие? — спросит Ерофейка. Глаза мальчика, должно быть, светятся лукавством, но Степан не видит их в темноте. Он давно знает ответ на эту загадку, но сразу не говорит, что пальцы это на руке, а медлит, будто бы сразу и не отгадать: пусть Ерофейка натешится. Потом отгадает вроде бы с трудом и свою загадку Ерофейке загадывает:

— Бьют меня, колотят, ворочают, режут, а я все терплю и всем добром плачу, что это?

— Добрый человек, — сразу отвечает Ерофейка.

— Нет, не угадал, — смеется Степан.

— Ну тогда солнце! — говорит мальчик.

— Да что ты! Подумай-ка хорошенько.

Никак не может догадаться Ерофейка и начинает расспрашивать:

— Ты скажи мне, дядя Степан, где оно это есть: в избе, аль в поле, аль в лесу, аль на лугу?

— Ладно, скажу, Ерофеюшка. В поле оно есть.

— Отгадал! — хлопает в ладоши мальчик. — То жито, хлебушко! Скосили рожь и обмолачивают, колотят. Потом зерно сушат на солнышке, ворочают. Потом мучицы намололи, хлебы испекли и режут их ножиком. Вот и получается: жито всем добром платит.

— Верно, сынок! — радуется Степан. — Отгадал.

Знает Степан грамоте: в Новгороде Великом выучился. Учит теперь Ерофейку. Полюбил мальчик Степана, но отцом не зовет, помнит своего родного батюшку…

* * *

Неожиданно прибыл в город князь Борис, самый младший брат умершего от черной смерти нижегородского князя Андрея Константиновича. Явился не один, с отрядом татар. Новый хан Азиз, преемник умершего Мюрида, дал ему ярлык на нижегородское княжество. А среднему брату, Дмитрию Константиновичу, снова пожаловали ярлык на великое княжение.

Но тот поспешно отказался от неожиданной чести: нет, не забыл он, как гнали его из Владимира московские дружины.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пионер — значит первый

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза