Забубенный сделал еще несколько судорожных гребков и ухватился за кусок свисавшей через борт веревки. Но подтянуться сил уже не было. Замерз и посинел весь. По счастью сидевшие в лодке ратники это и так видели. Подтянули Григория к борту поближе, да втащили, за рубаху схватив. Едва успели они это сделать, как впилась в борт стрела каленая. Затем еще одна пробила борт тонкий насквозь. Близко ладья к утесу подошла.
Возмутился старшой на лодке.
— А ну, послать гостинцев в ответ обидчикам.
Трое лучников на корме натянули тетиву и уважили неизвестных воинов. Стреляли они искусно, но нападавшие все же на утесе были, да меж деревьев. Только одного удалось снять. Получив стрелу в грудь, тот упал со скалы и с громким всплеском погрузился в воды Днепра.
Скоро, поймав ветер попутный, ладья пошла ходко, хоть и против течения, скрылась за поворотом, оставив мыс лесом поросший за кормой. Перестали доставать ее стрелы.
— Ты кто такой будешь? — поинтересовался бывалый воин, видно, местный начальник, у Забубенного, что лежал на дне небольшого суденышка весь мокрый и стучал зубами, — откудова? И что это за людишки за тобой охотятся?
Григорий не мог поверить, что спасся. Говорили с ним вроде бы по-русски, да одеты были спасители тоже не как азиаты или монголы. Значит свои. Но, таких своих в сопредельных княжествах было непонятное множество. А в нынешней обстановке всякому душу изливать было даже опасно. Может, очередные бродники. С ними надо держать ухо в остро, пока не поймешь что к чему.
— Спасибо братцы, что подобрали, думал уж околею, — начал издалека осторожный механик, — дали б чего-нибудь для разогреву, а то зуб на зуб не попадает. Вроде лето почти, а вода холодная.
Старшой только мигнул, и у Забубенного в руках мгновенно образовалась чарка с медовухой, да еще, какой крепкой. Василько налил ее до краев. Не пожадничал.
— Пей, спасенная душа. Грейся.
Забубенный впил залпом. Приятная теплота разлилась по всему телу и слегка затуманила мозг. Погоня и плавание медленно отходили на второй план. Черт побери, ведь он выбрался от этих монголов. Все-таки выбрался. Ради этого стоило рискнуть. Обдурил Буратая как младенца. Остался один всего-то на мгновение. Глядит на Днепр, и словно «дежа вю» с ним, — он на том же мысу, а по волнам опять ладья идет в сторону Руси. Ну и сиганул в воду, не раздумывая. Третий раз такого шанса точно не будет. Но что это за полет был! «Никогда не забуду, — подумал Григорий, глядя на желтое солнце, висевшее прямо над головой и обсыхая понемножку, — такое не забывается. С парашютом, наверное, и то не так страшно».
— Так кто таков будешь? — повторил вопрос старшой.
— Я-то? — переспросил Забубенный, и ответил первое что вспомнил, язык понемногу развязывался, — Кара-чулмус. Тьфу ты, привык уже. Григорий я, Забубенный, русский по паспорту. Сбежал из монгольского плена. Двигаюсь на родину. Подбросьте, сколько сможете в сторону Руси.
Старшой кивнул удовлетворительно.
— Значит, русич. Хорошо. А из каких будешь? Русь большая.
— Да из черниговских, — решил долго не травить байки Забубенный, и впарил местному командиру заученную легенду, — из купцов я тамошних.
Старшой снова кивнул. Значит, черниговский подданный. И то ладно.
— А как же ты в плен попал к монголам, да и кто такие эти монголы? Что-то я ребят сиих грозных раньше не встречал. Хорошо стреляют.
— О, это страшные люди, — проговорил Забубенный, и погрозил утесу кулаком, — Кочевники, вроде половцев. Только хуже. Я в прошлом году с братом ехал торговать по степям половецким. А тут они как налетели, повязали, все деньги и документы отобрали. Да в плен угнали. Вот с тех пор и скитаюсь. Не знаю даже, что на Руси творится.
Начальник ладьи, сидевший на носу небольшого суденышка, что было втрое меньше той, на которой в свое время плыли черниговцы, снова присмотрелся к спасенному мужику. Странный он был какой-то, малохольный и слова говорил непонятные. На купца не сильно похож. Ну, да бог с ним, едва смерти избежал. Да на грудь уже принял. Вот и развезло. До Заруба всего день идти, доставим его туда, князю отдадим, ежли интерес будет, пускай сам разбирается. А нет, пусть идет к своим черниговцам, благо рядом стоят.
— Давно ль в плен-то попал? — уточнил старшой, — не пытали?
— Да я уж счет дням потерял, — продолжал вещать Забубенный, — давно. Пытать не пытали. Ограбили, и работать заставляли под страхом смерти. Все больше по столярным работам. Башни осадные чинить. Я хоть и купец, но в ремесле понимаю. Да только сильно я не работал, а как случай представился, то и утек сразу.
— А много этих монголов-то? — гнул свою линию старшой.
— Много, — сказал Забубенный, — и не сосчитаешь. Я ведь не всех видел. Но, думаю, тысячи. Много тысяч.
Более точную информацию он решил утаить для своих черниговцев, до которых, правда, следовало еще добраться.
— А что они на Днепре делают, не ведаешь? Сам-то как здесь оказался?
— Пригнали меня вместе с народом мосты наводить, — самозабвенно врал Забубенный, — А зачем, не знаю. Видать, караваны проходящие грабить.