Атланс увеличился, скрыв большую часть горизонта. Плесень накрывала мир деревьев — весь, от края до края. Из нее вздымалась Гора. И над Горой виднелось что-то еще, огромное, но едва различимое: мощный ствол и раскинувшаяся крона, все это призрачное, неявное — как радуги над мирами гномов, северян и солов.
Выглянув из-за покрытого трещинами стеклянного колпака, Септанта шевельнул рулевую подкову направляя машину к центру Атланса.
Теперь они летели над осклизлым туманом, состоящим из ленивых толстых потоков, ручьев, рек зеленого, напоминающих сверху огромных вялых червей. Накрытая колпаком снега, Гора Мира приближалась. У подножия плесень загибалась, будто грязная и влажная потрепанная ткань, которую снизу пробили тупым наконечником — им и была Гора. Эльхант увидел шрам длинной долины, глубоко прорезавшей снег, различил движение в ее конце и вновь взялся за подкову. А потом Кучек сказал:
— Много их.
Машина подлетала к долине, постепенно снижаясь. Агач отклонился в сторону, выглядывая из-за покатого бока летуна: головы, покрытые кожей, шерстью или костяные, целое море голов плескалось на склоне. Войско мракобестий шло вверх.
Летун опустился еще ниже. По сторонам начался снег. Скорость уменьшилась, теперь машина двигалась над наклонной долиной. Узкая в нижней части, дальше она расширялась, напоминая каменный мешок. По склону справа, крутому, но не отвесному, сбегали три водопада — внизу они загибались, сливаясь в один поток, в небольшую речку. Левый склон был вертикальной каменной стеной; лишь едва различимый с высоты карниз вел от середины долины, постепенно взбираясь все выше, и заканчивался каменной площадкой. Большую ее часть скрывала груда камней и земли, в которой копошились крошечные фигурки, а на краю стояли трое, и среди них один — почти прозрачный. Под площадкой с трудом можно было различить поросшие мхом и кустами руины древнего города.
Внизу закричали, множество лиц обратилось к небесам, множество глаз уставилось на деревянную птицу. Теперь Эльхант хорошо видел войско Монфора Билала: толпу эльфов, две дюжины кентавров, среди которых пламенела знакомая рыжая грива, стаю кружащих над руинами фей, гномов и три экипажа без лошадей. Защитников было много… но они казались жалкой кучкой по сравнению с ордой, что взбиралась по склону.
По руинам медленно шел кто-то приземистый, темный. Стайка фей летала над ним, Эльхант видел водопад листьев, сыплющихся с их крыльев. Потом внизу вновь закричали — и наконец он разглядел Лану, вынырнувшую откуда-то со стороны водопада. Агач махнул рукой. Повернув то, что мудрый мастер Истлан называл «вентилем», он почти перекрыл струю манны, и гул сине-зеленого пламени позади стих. Летун теперь находился прямо возле каменной площадки, торчащей из отвесного склона в дюжине дюжин шагов над землей, точно напротив ущелья, ведущего в долину. Возле горы земли и камней стояли трое эльфов с кирками, выше работали гномы. Едва различимая призрачная фигура колыхалась на краю площадки. Машина опустилась еще ниже. Обернувшись к голему, Септанта сказал:
— Я сойду здесь, а ты лети вниз. Скажешь Лане — скоро я приду.
Он перебросил ногу через рулевую подкову, сполз вдоль покатого бока и прыгнул.
— Дукс-агач! — Орхар, ухмыляясь, сделал шаг к нему, на мгновение замер, словно обдумывая, стоит ли делать это или нет, а после, крякнув, обнял Эльханта за плечи.
— Правду скажу, — произнес он, отступая, — полагал: не увижу больше тебя. Цел? Што за одежа? Ха, агач! Ты как баба, которая тряпкой обмоталась, когда из реки вышла…
Септанта хлопнул его по плечу.
— Цел, — сказал он. — Вижу, ты тоже.
Скользнув взглядом по гномам, что разрывали землю и откатывали камни, он повернулся к Драэлнору.
Сквозь силуэт Лучшей Песни просвечивался склон. Жалкие, едва слышные созвучья сморщенными хлопьями и комками отделялись от старца, падали и впитывались в камень.
Хотя голова виднелась отчетливее: на нее, словно на клуб густого белого пара, был надет обруч. Лепестки тускло-желтого сияния выплескивались из золотого круга, колышась, погружались в музыкальную субстанцию и растворялись — они поддерживали Лучшую Песню, не позволяя изойти на камни росой нот.