Мы продолжили наш путь, и чем дальше мы шли, тем холоднее становился воздух. Наконец, мы повернули за угол и оказались перед участком коридора, где с потолка свисали сосульки, а на ковре блестел иней. Холод, похоже, исходил из одной конкретной комнаты, и мы стояли как раз перед ней, глядя, как снежинки, одна за другой выпархивают из щели под дверью.
— Это очень странно, — произнес я, дрожа от холода.
— Действительно необычно, — согласилась Эмма, — даже по моим стандартам.
Я шагнул ближе, хрустя ногами по заснеженному ковру, и прочитал табличку на двери. «Комната Сибири» было написано не ней.
Я посмотрел на Эмму. Она посмотрела на меня.
— Это, наверное, всего лишь гиперактивный кондиционер, — предположила она.
— Давай откроем ее и узнаем, — потянулся я к двери.
Я попробовал повернуть круглую дверную ручку, но она не поддалась.
— Заперто.
Эмма положила на ручку ладонь и подержала несколько секунд. Внутри начал таять лед, и из нее закапала вода.
— Не заперто, — заметила Эмма. — Замерзло.
Она повернула ручку и толкнула дверь, но она приоткрылась всего на дюйм — с той стороны намело сугроб снега. Мы налегли на дверь плечами и на счет «три» толкнули. Дверь распахнулась, и в нас ударил порыв ледяного ветра. Снег взвился вокруг, полетел нам в глаза и в коридор за нами.
Прикрыв лица, мы заглянули внутрь. Комната была обставлена также как и остальные: кровать, шкаф, ночной столик, но здесь они выглядели как непонятные белые кучи, будучи погребенными под толстым слоем снега.
— Что это? — спросил я, перекрикивая завывание ветра. — Еще одна петля?
— Не может быть! — крикнула Эмма в ответ. — Мы уже в петле!
Нагнувшись против ветра, мы вошли внутрь. Я подумал сначала, что источником снега и льда было открытое окна, но когда метель улеглась, я увидел, что никакого окна нет, как нет и стены в дальнем конце комнаты. По обеим сторонам от нас стояли покрытые льдом стены, над нами был потолок, и где-то под нашими ногами, возможно, и ковер, но там, где должна была быть четвертая стена, комната выходила в ледяную пещеру, а за ней было небо, земля и бесконечный простор из белого снега и черных камней.
Это была, насколько я мог судить, Сибирь.
Выкопанная в снегу дорожка вела из комнаты в белую даль. Мы побрели по тропе, вышли из комнаты и из пещеры, не переставляя изумляться творившемуся вокруг. Гигантские пики льда вырастали из пола и свисали с потолка, словно лес из белых деревьев.
Эмму трудно было впечатлить, ей было почти сто лет, и она много странного повидала на своем веку, но это место, похоже, по-настоящему удивило ее.
— Это поразительно! — воскликнула она, нагибаясь, чтобы набрать пригоршню снега. Она бросила ее в меня, смеясь. — Правда же, это поразительно?
— Правда, — произнес, я, клацая зубами, — но что это место здесь делает?
Мы проскользнули между гигантскими сосульками и вышли на открытый воздух. Оглянувшись, я не смог увидеть комнату вообще, она была идеально спрятана внутри пещеры.
Эмма поспешила вперед, затем обернулась и позвала:
— Сюда! — в ее голосе звучала тревога.
Я пробрался к ней по снегу, который становился глубже с каждым шагом, и встал рядом. Впереди расстилался причудливый пейзаж. Прямо перед нами лежало ровное белое поле, за которым земля была изрыта глубокими волнообразными трещинами похожими на расселины.
— Мы не одни, — Эмма указала мне на деталь, которую я упустил. На краю одной из расселин стоял человек и смотрел вниз.
— Что он делает? — задал я в какой-то степени риторический вопрос.
— Похоже, что-то ищет.
Мы смотрели, как он медленно ходит по краю расселины, заглядывая внутрь. Примерно через минуту я понял, что замерз так, что уже не чувствую лица. Налетел шквал снежного ветра и скрыл все из виду. Когда, несколько секунд спустя, ветер стих, человек смотрел прямо на нас.
Эмма замерла:
— Ой-ей…
— Думаешь, он видит нас?
Эмма посмотрела на свое яркое желтое платье:
— Да.
Мы стояли там какое-то время, наши взгляды были прикованы к человеку, который в свою очередь смотрел на нас с другого края белой пустыни, а затем он бросился бежать в нашем направлении. Его от нас отделяло, по меньшей мере, сто ярдов глубокого снега и волнистых трещин. Было не ясно, хочет ли причинить нам вред, но мы находились там, где не должны были находиться, и наилучшим вариантом было убраться отсюда — решение, которое было только подкреплено громким ревом, похожий на который я уже слышал однажды, в лагере цыган.
Медведь.
Быстрый взгляд через плечо только подтвердил это: огромный черный медведь, впиваясь в лед когтями, выбрался из расселины и присоединился к человеку, и теперь они
— МЕДВЕДЬ! — завопил я, хотя это было излишне.