Острие легко вошло между ключиц жреца – туда, куда и целил рыцарь. Рука человека в черном мгновенно утратила былую твердость; она повисла в воздухе, как сломавшаяся под тяжестью снега ветвь, и конская грудь легко отбросила ее в сторону.
Рыцарь услышал хруст – это Букефаль, дрожа от азарта, топтал еще бьющееся в предсмертной агонии тело. Не в девушках, но в жреце он чувствовал врага.
– ХЭЙО! – снова заорал де Ферран, глядя в фиолетовый глаз жеребца; Букефаль, заломив шею, смотрел на своего господина, желая уловить в знакомых чертах улыбку одобрения. – ХЭЙО!
Жеребец, обученный не оставаться долго на одном месте, дабы не навлечь на своего седока опасность быть пораженным шальной стрелой, помчался по кругу, забирая вправо. Его огромные копыта легко разбрызгивали черную мягкую землю, словно он скакал по грязной воде.
Долина содрогалась от его топота.
Жеребец описал широкий круг и стал снова приближаться к шатру.
Де Ферран зорко оглядывал окрестности, но нигде не видел надвигающейся опасности. Только костер по-прежнему подпирал нереально высокое небо столбом черного дыма.
Красотка, понукаемая Калем, неохотно потрусила навстречу Букефалю. Поравнявшись с девушками, старик Гильом спешился и повел лошадь в поводу.
Он нагнулся над телом первого жреца и, подслеповато прищурившись, некоторое время смотрел на него. Затем он покачал головой – рыцарю показалось, что он видит в этом жесте одобрение делам рук своих, – и перешел ко второму телу.
– Ха! – вырвалось у Каля. – Кухарка режет курицу не так умело, как вы, сир!
Рыцарь сидел, покачиваясь в седле; Букефаль нервно гарцевал под ним. Де Ферран, ожидая нападения отовсюду, крутил головой, и от этого на его шее выступили красные полосы, натертые краями доспехов.
– Да, да… – причмокивая губами от восхищения, повторил Каль. – Однако и я не сплоховал: положил стрелу так точнехонько, словно бы пальцем ткнул! Вот вам и «старый беззубый пес», сир!
– Не держи зла, Гильом! Ты же знаешь, что язык мой болтается сам по себе, не слушая голоса разума… и сердца, – чуть тише добавил он, и Каль уловил в его словах какой-то намек на раскаяние.
Старому учителю этого было достаточно. Мутная стариковская слеза заискрилась на его редких ресницах.
– Я, пожалуй, загляну в этот вертеп! – торопливо проворчал он и вошел в шатер.
Рыцарь тем временем объезжал круг, выложенный девичьими телами в белых одеждах.
– Ого! – услышал он голос Каля.
– Что там, Гильом?