Обретя единомышленника и друга, маркиза успокоилась и, следуя его советам, продолжила усердно молиться. Муж ее спальню больше не посещал, а творившийся вокруг разврат стал казаться ей временным случайным помутнением, которое она просто наблюдает и которое когда-нибудь обязательно закончится. Со смертью мужа, все чаще думала она, молясь не о его здоровье, а о спасении его души. В минуты сомнений брат Франсиско был для нее примером терпения и смирения, и она все реже перечила супругу. Он же в свою очередь за примерное поведение, когда приезжали гости, предлагал ей выбор: подвалы или церковь. Тем более, что для него они были равнозначны.
Так прошел еще один год. А затем в их размеренную семейную жизнь ворвалось нечто непредвиденное. Маркиза получила письмо из монастыря, в котором сообщалось, что к ее юной сестре сватается пожилой богатый мужчина. Напуганная повторением собственной судьбы, она привезла девушку в особняк, взяв с мужа обещание даже не приближаться к ней.
— Охотно! Она такая же, как и вы, — язвительно заметил маркиз, бросив лишь один незаинтересованный взгляд на хорошенькую, румяную девушку. — А мне вас более чем достаточно, моя дорогая…
Надо сказать, что маркиз вполне бы мог сдержать обещание, если бы не одно “но”, которое его в конце концов и погубило. Живая и любопытная сестра маркизы вскоре заметила, что в особняке не все благополучно, и начала выпытывать подробности. Наконец, не выдержав, маркиза расплакалась и поведала ей о всех своих несчастьях: о сластолюбии и развратности супруга, о вертепе, который он устроил под видом пансиона, о его друзьях, которые приходят развлекаться вместе с ним, и о холоде подвалов, в которых она оказывается, когда пытается ему мешать. Ее сестра ошеломленно выслушала, а затем в тот же вечер тайком прокралась к маркизу в спальню и нырнула под одеяло. Он был шокирован: такой вольности не позволяла себе ни одна из его воспитанниц, и такое рвение к обучению он видел впервые. Однако, не став терять времени, маркиз приступил к любимому занятию, забыв о данном супруге обещании, поскольку не считал ни обещание, ни саму супругу чем-то имеющим значение.
В отличие от неприступной праведной маркизы ее сестра оказалась настойчивой и ненасытной. Вскоре все дни она проводила рядом с маркизой, засыпая на ее плече во время очередной молитвы, а ночи — рядом с маркизом, вообще не засыпая до самого утра.
Все бы так и продолжалось, если бы одной ночью не пошел сильный дождь. Истерично бьющиеся о подоконник капли разбудили маркизу, и, закрывая окно, она услышала совсем другие звуки, раздававшиеся из спальни сестры. Напуганная, она поспешила туда и застала не только действие, но и разговор.
— И почему я не женился на тебе? — спрашивал маркиз, бесстыдно лаская юное тело. — Как бы это исправить?..
Любовники были так увлечены друг другом, что не заметили стоящую в дверях побледневшую маркизу, а она, с трудом сдерживая рыдания, кинулась из дома прочь. Даже думать о том, что супруг развратил ее сестру, было нестерпимо, но больше всего ее страшили мысли о собственной судьбе.
— Только не в подвалы, — в ужасе шептала она и, не обращая внимания ни на насквозь промочивший ее одежду ливень, ни на бьющие по рукам и ногам ветки, бежала сквозь сад к любимой церкви.
Рыдая, она распахнула дверь и рухнула на холодный пол. В церкви было тихо и зловеще, со всех освещенных луной витражей на нее скорбно смотрели грешники, участь которых она боялась разделить. Страх и отчаяние захватили ее, и, бормоча молитвы, она даже не услышала, как к ней подошел брат Франсиско.
— Сластолюбие, — медленно сказала Мария, глядя на статую маркиза на надгробии, — смертный грех. А как можно наказать за смертный грех?.. Маркиза нашла для себя ответ. И однажды после ужина ее супруг очнулся в подвале в темной маленькой комнате с крохотной прорезью в двери, сквозь которую разглядел свояченицу, запертую так же, как и он. Они могли видеть и слышать друг друга, даже могли разговаривать, вот только помочь друг другу не могли. И оба в недоумении пытались осмыслить, что же с ними случилось, пока, гремя ключами, в подвал не спустилась маркиза.
— Грешники должны быть наказаны, — глухим срывающимся голосом отвечала она на все вопросы из запертых комнат.
Слезы сестры ее не трогали, уговоры, к которым маркиз приступил, когда понял, что его приказы бесполезны, ее не вразумляли. Она лишь вставала на колени и молилась, периодически отлучаясь в дом. Вся безысходность их положения дошла до маркиза несколько позже, когда выяснилось, что его супруга кормить их не собирается.
— Ваши тела, — сказала она, в очередной раз преклоняя колени, — уже испорчены и должны как можно скорее освободить ваши души, о спасении которых я молюсь.
Ни стоны, ни крики, ни угрозы, ни увещевания не помогали. Маркиз, вероятно, ждал, что к нему на помощь придут слуги, но всех слуг маркиза отпустила, сообщив им о его тяжелой болезни и не став уточнять симптомы.