Безжалостный принц (ЛП)

Я изо всех сил скрежещу зубами, глаза закрыты, но я не могу удержаться от придушенного крика.

Это действительно чертовски больно. Я слышал, что быть зарезанным больнее, чем застреленным. Недавно моя любимая жена ранила меня в руку, и я могу с уверенностью сказать, что нож, медленно, мучительно проникающий в внутренности, в сто раз хуже. По лицу течет пот, а мышцы дрожат сильнее, чем когда-либо. А нож вошел в мою плоть всего на сантиметр или два.

— Не волнуйся, — шипит Мясник. — Я закончу через час или около того...

— Секунду, секунду... — задыхаюсь я.

Он делает паузу, не вынимая нож из моего живота.

— Ты не мог бы сделать перерыв на секунду и почесать мне нос? У меня зуд, и он сводит меня с ума.

Зейджак раздраженно фыркает и напрягает руку, чтобы еще глубже вогнать нож в мое тело.

В этот момент в дверной проем влетает бутылка, в горлышко которой засунута дымящаяся тряпка. Бутылка разбивается о цементный пол, пылающий ликер растекается в лужу, а осколки раскаленного стекла разлетаются в стороны. Один из них задевает рукав вышибалы. Он крутится, пытаясь вытащить его.

Раздается еще один грохот, а затем взрыв, громкий и сильный.

— Разберитесь там, — шипит Зейджак своим людям.

Блондин сразу же уходит, огибая обломки «коктейля Молотова» и направляясь через боковую дверь. Вышибала направляется прямо к главной двери, но в ту же секунду получает пулю в плечо.

— Pierdolić! (польс. Блядь!) — шипит Мясник. Он прыгает мне за спину, на случай, если стрелок вот-вот войдет в дверь.

Но пока мы ждем, никто не входит. И я понимаю, что Зейджак разрывается: с одной стороны, он не хочет оставлять меня здесь одного. С другой стороны, он сам теперь беззащитен. Он понятия не имеет, сколько людей штурмует склад. Он не хочет быть застигнутым здесь, если в дверь ворвутся мои люди.

Проходят секунды, и мы слышим сбивчивые звуки криков, бега и чего-то еще, что разбивается, но невозможно понять, что происходит. Молотов все еще горит — более того, пламя каким-то образом распространяется по цементному полу. Возможно, горит краска. Она создает облака едкого черного дыма, от которого мы потеем и задыхаемся.

Наконец, Зейджак снова выругался. Он подходит к столу, берет в одну руку тесак, а в другую — мачете. Затем он поспешно выходит через ту же боковую дверь, где исчез его светловолосый помощник.

Как только я остался один, я начинаю выкручивать веревки и работать над ними. Моя левая рука уже почти полностью онемела, но я все еще могу двигать правой. Я тяну изо всех сил. Мои кисти, запястья, руки и плечи вопят. Кажется, что я сейчас вывихну большой палец. Но, наконец, я освобождаю правую руку.

В этот момент в дверь вбегает босая фигура, перепрыгивая через лежащее тело вышибалы, которому прострелили плечо.

Аида. Ее темные волосы развеваются позади как пламя, когда она летит по цементу. Она ловко избегает пламени и осколков стекла, останавливаясь только для того, чтобы схватить нож со стола. Она вкладывает его в мою ладонь.

— Перережь веревку! — кричит она. — Слишком высоко, мне не дотянуться!

По правой стороне ее лица течет кровь. Левая рука обмотана тряпкой.

— Ты в порядке? — спрашиваю я ее, протягивая руку над головой, чтобы посмотреть на веревку, все еще удерживающую мою левую руку на месте. — Где твои братья?

— Понятия не имею! — говорит она. — Эти головорезы забрали мой телефон. И пистолет тоже — Данте будет в ярости. Я здесь одна!

— Что! — говорю я. — Какого черта тогда весь этот шум?

— Отвлекающий маневр! — радостно говорит Аида. — А теперь поторопись, пока...

В этот момент веревка обрывается, и я падаю на бетон. Мои руки как будто не принадлежат моему телу. Ноги тоже пульсируют. Не говоря уже о ране на правом боку.

— Что они с тобой сделали? — спрашивает Аида, ее голос дрожит.

— Со мной все в порядке, — говорю ей. — Но нам лучше...

В этот момент возвращается светловолосый солдат с еще одним человеком Зейджака. Они оба вооружены и стоят в дверях, направив оружие прямо на нас.

— Не двигаться, — говорит блондин.

Воздух окутан дымом. Не знаю, насколько хорошо он нас видит — думаю достаточно хорошо, чтобы выстрелить. Я хватаю Аиду за руку и начинаю пятиться назад.

Мы идем по металлической решетке вдоль пола, обратно к месту свалки, где мясники сливали кровь и внутренности в реку.

— Стой! — кричит блондин, надвигаясь на нас сквозь дым. Он поднимает свой АР, приставляя его к боку.

Я слышу тупой лязг, наступив на откидную решетку.

Не сводя глаз с людей Зейджака, надавливаю носком ботинка в угол решетки, пытаясь поднять ее без помощи рук.

Она тяжелая, но начинает двигаться вверх, настолько, что я могу просунуть под нее всю ногу.

— Стойте там и держите руки поднятыми, — рявкает светловолосый солдат, приближаясь к нам.

Пинком я поднимаю решетку до конца.

Затем обнимаю Аиду и говорю: — Сделай глубокий вдох.

Чувствую, как напрягается ее тело.

Я подхватываю ее на руки и прыгаю вниз через решетку, в трубу шириной больше одного метра, которая ведет бог знает куда.

Мы погружаемся в грязную, ледяную воду.

Быстрое течение тащит нас за собой.