Безжалостный

— Вот на что это может быть похоже, — задыхаясь, говорит она. — Каждый раз может быть таким. Тебе не нужны глаза, чтобы познать что-то прекрасное.

 

34

Холланд

Расслабленное, удовлетворенное выражение лица Дженсена меняется с невероятной скоростью, становясь сначала смущённым и шокированным, потом взволнованным, и, наконец, искажается в ярости.

— Развяжи меня, — требует он.

— Я не могу представить, через что ты проходишь, но...

— Развяжи меня, Холланд. СЕЙЧАС.

Я скатываюсь с него, ярость исходит от него с такой силой, что я чувствую, как вибрируют его мышцы. Дженсен никогда по-настоящему не пугал меня, возможно, потому что раньше я была слишком беззаботной, чтобы быть напуганной, но сейчас я боюсь.

Боюсь, что зашла слишком далеко. Боюсь, что перешагнула грань дозволенного, будучи его половой партнёршей. Боюсь, что позволила себе заботиться о нём слишком сильно. Боюсь, что всё это было напрасно.

Я колеблюсь слишком долго, приводя Дженсена в ещё большую ярость. Каждый мускул, каждая напряжённая жила на его руках, плечах и в области затылка вздувается и выпирает, увеличиваясь от каждого его движения, когда он дёргает верёвки. Изголовье кровати скрипит, сопротивляясь, и дерево сдаётся под давлением. Один столбик кровати ломается пополам, как ветка. Я вздрагиваю, когда звук громко рикошетит от стен.

Дженсен использует свободную руку и без промедления освобождает вторую. Он наклоняется вперёд, его глаза превращаются в узкие щёлки, после усилий с верёвками. Я, прибывая всё ещё в шоке, стою, как замороженная, у кровати. Мои ноги как желе, а колени грозятся сдаться.

Освободившись, Дженсен не говорит ни слова, но ему и не нужно. Его гнев настолько силён, что воздух вокруг нас становится плотным. Он подхватывает с пола моё платье и швыряет его в мою сторону. Оно бьётся прямо о мою грудь и падает на пол. Мои движения замедленные, я до сих пор в шоке — от него, от себя и от моих действий, которые привели к его ответной реакции. От всего этого.

Впиваюсь взглядом Дженсену в спину, наблюдая, как он быстро засовывает ноги в джинсы. Звук застёгивающейся молнии громко раздаётся в раскалённой тишине, выдергивая меня из ступора. Я кое-как одеваюсь, не желая быть раздетой, когда он, наконец, скажет то, что так явно вертится на кончике его языка.

Мой желудок болезненно сжимается, когда наши глаза встречаются. Не потому, что его глаза наполнены гневом, я готова к этому, а потому что то, как он смотрит на меня, намного хуже.

Жесткая натура Дженсена Пэйна ломается.

А ещё хуже то, что я только хотела помочь ему снова стать одним целым. Я ломаюсь вместе с ним.

— Это не должно ничего менять, — говорю я, едва громче шёпота.

Он сужает глаза, фокусируясь на мне, и я знаю, то, что сейчас произойдет, будет болезненно.

— Это меняет всё.

— Только если ты позволишь.

Дженсен усмехается и морщит нос, будто ему отвратительны мои слова. Отвратительна я. До меня доходит, что мой выбор слов ужасен, и я пытаюсь сменить тактику.

— Я не понимаю, почему ты так расстроен из-за меня, — говорю я. — Потому что я знаю то, что ты не хочешь, чтобы я знала?

— Да, — шипит он. — И что, блядь, это было? — он жестом указывает в сторону кровати. Следую взглядом за его жестом, и я смотрю на помятые простыни, в действительности не видя их.

Пожимаю плечами, совершенно растерянная.

— Я хотела доказать тебе, что для меня не важно, можешь ты видеть или нет. Что жизнь всё ещё может быть хороша — всё ещё может ощущаться хорошо, — я сильно мотаю головой, снова переводя взгляд на него. — Я не знаю, о чём думала.

Он смотрит на меня почти виновато.

— Для меня не имеет значения, важно тебе или нет. В конце дня, ты всё ещё будешь видеть и всегда будешь. Чего не скажешь обо мне.

— Так ты злишься на меня, потому что я не ослепну?

— Да. Я не знаю. Ты связала меня и соблазнила вместо того, чтобы поговорить со мной об этом. У меня не порядок с этим дерьмом. Как долго ты знаешь?

Я в бессилии провожу рукой по волосам, путаясь пальцами в узелках.

— Серьезно? Это исходит от тебя, мастера связывания и подчинения? — позволяю словам на секунду повиснуть в воздухе, прежде чем продолжаю. — Я выяснила сегодня. Пигментный ретинит наследственный. Я та, кто должен быть сейчас расстроен. Ты скрыл это от меня.

— Ну, — он мрачно усмехается, — я не скрывал мужа, — он ухмыляется, у него такой самодовольный вид, что мне хочется его ударить. Но он прав. Я не рассказала ему о Даррене.

— Отлично, — говорю я спокойно. — Ну, мы квиты, полагаю.

Он поднимает брови, продолжая молчать. Как бы мне хотелось понять, что происходит у него в голове. Я делаю ещё одну попытку, пробуя альтернативный подход.

— Есть вещи хуже, чем потеря зрения, — продолжаю я тихо. Я должна рассказать, что пережила несколько из них.

Он невесело смеётся.

— Не для меня, детка. И чтобы быть предельно, блядь, честным с тобой, на самом деле мне не хочется слушать мотивационную речь от женщины, которая показывает признаки жизни только тогда, когда у неё есть член, чтобы потрахаться.