— Я приехала сюда издалека. Я не предполагала, что придется ехать так долго, я сгорала от нетерпения, но держалась, потому что обещала твоей дочери отыскать тебя и вернуть домой. И себе обещала тоже — привезти тебя, что бы ты ни говорил и как бы ни упирался. И если я уеду без тебя, у меня разорвется сердце. Но если ты скажешь, что я тебе не нужна, что ты по-прежнему должен двигаться дальше один, тогда я оставлю тебя в покое.
Он сидел молча, не шевелясь. Ее подбородок упирался ему в плечо. Он чувствовал ее горячие слезы.
Она предугадала по движению его тела, каким будет ответ.
— Ты мне не нужна.
Она немного посидела рядом, не в силах подняться сразу. Потом разжала руки, но из-за стола не встала. Элла и дальнобойщики оглянулись. Со стороны могло показаться, что в закутке происходит обычная семейная ссора. Джейн вытянула салфетку из-под пластиковых приборов и промокнула глаза. Потом склонилась к Тиму, обвила его руками, прижалась, поцеловала в щеку, в висок, встала и вышла из закусочной.
Он ощущал тепло ее рук, но сидел, словно оцепенев. Теперь он никак не сможет вернуться в неведение. Второй победил. Остаток дня коту под хвост, только прозябать в ожидании очередного похода, а когда поход закончится, мучительных поисков крыши над головой. Мрачные прогнозы прервал неожиданный стук в окно. Сперва он ее не узнал. Она стояла в простом красном сарафане и кожаных балетках. Однотонный, без рисунка, сарафан ниспадал свободно, болтаясь на постройневшей фигуре. Длинные подстриженные каскадом волосы вернулись к естественному каштановому оттенку, как в далеком детстве. Она очень сильно изменилась, но он сумел ее узнать. Она стояла совсем близко, только руку протяни. Она помахала ему. Он посмотрел на нее, на свою дочь, машущую ему из-за стекла, и — не думая о том, испугается ли она его уродливой клешни, помахал в ответ.
Будь что будет
Ремиссия так больше и не наступила, хождения не прекращались. Изменился характер этих походов и его отношение к ним — изменились со временем, после всего пережитого и множества мытарств. Он перестал считать хождение одержимостью, злой волей, овладевающей его телом и выгоняющей в глухомань (потому что для человека, привыкшего к теплым комнатам и кабинетам, школьным классам, ресторанам, судам и отелям, все остальное — сплошная глухомань). Суровый и тернистый путь вел через горы и долы, холод и жару, буераки, рытвины и бурелом, колючую проволоку на столбах, порывы горячего ветра от пролетающих рядом фур, нужду и беспомощность.
Он достал лекарства из подписанных полиэтиленовых мешочков — непревзойденная тара для транспортировки и хранения. Ссыпал таблетки небольшой горкой на полу палатки. Налил воды в жестяную крышку термоса и запил лекарства. Затем убрал мешочки обратно в рюкзак и поднялся на корточки. Сдул надувной матрас, скатал его и спальник, приторочил к рюкзаку. Сложил палатку, запихнул во вздувшийся буграми виниловый голубой чехол и пристегнул на самый верх рюкзака, чтобы на ходу она оказывалась где-то за макушкой. Загрузил несколько оставленных у костра вещей, кострище залил водой из ручья. И зашагал прочь под полной луной, прихваченной крепчающим морозцем. Нужно куда-то деть избыток энергии до начала нового похода.
Удаляясь от ручья, он прошел около мили до банкомата. Снятых наличных на ближайшее время хватит. Потом пересек улицу и заказал яичницу с кофе. Прихватил газету с соседнего стола, но ничего интересного для себя не обнаружил. Ветер, навалившись на большое витринное окно, просочился через дешевый стеклопакет внутрь. Повеяло холодом. Прохожая на тротуаре остановилась, не в силах преодолеть сопротивление ветра, и ее спутник, идущий чуть впереди, со смехом протянул ей руку. Принесли заказ. Пока Тим ел свой поздний завтрак, хлынул ливень. Вскоре, облачившись в прозрачный дождевик, Тим уже шагал навстречу ветру в направлении прибрежных источников.
Раньше он мог улечься где попало, рискуя пострадать от обморожений и солнечных ударов, недовольства облеченных властью, посягательств пауков, клещей, змей и злонамеренных соплеменников.
Пристроившись однажды ночью на ночлег у обочины, он проснулся в патрульной машине, из которой — по совокупности отягощенных неуважением к властям разглагольствований о Боге и последней битве — угодил прямиком в психбольницу на изоляционный режим. На этот раз ему назначили еще более ударный коктейль из нейролептиков и заставили принимать ежедневно до самой выписки. К тому времени у него включился инстинкт самосохранения, и необходимость обезопасить себя снова вышла на первый план. Тогда-то он и купил палатку, спальник и новый рюкзак.
Он взял за правило не засиживаться подолгу на одной стоянке. Он не мог позволить себе наблюдать, как течет время, как шелестят листья на ветру, как меняется рисунок облаков в небесной выси. Бездумное созерцание — путь к беде.