Безымянное

Тим долго смотрел в затянутое облаками небо. Двигались только глаза, невольно моргая, когда слишком близко приземлялась дождевая капля. Наконец кто-то подошел.

— Куда он делся? — спросил Тим.

— С вами все в порядке?

— Куда делся этот человек?

Прохожий посмотрел по сторонам.

— Какой человек?

Тим снова обратился к Фрицу Вейеру. Тот показал портретный набросок владельцам бань, но изображенного на нем человека никто не опознал. Тим велел Фрицу продолжать поиски. Наверняка этот тип живет где-то поблизости. Про странно опустевшие улицы в момент их неожиданной встречи Тим умолчал.

15

Подробности заявления Эллисона Тим выудил из памяти еще в баре. И чем, спрашивается, оно может воспрепятствовать упрощенной процедуре по Киблеру? Споры о достоверности тоже еще под вопросом. А что до Хорвата, даже если там действительно прецедент, то лазейка всегда найдется.

Но хохот за спиной Массерли? Померещилось или действительно смеялись над ним, Тимом?

Как раз это он и собирался выяснить по возвращении в офис. Такси притормозило на светофоре. С остановившегося рядом мусоровоза спрыгнул рабочий в ярко-желтых перчатках, подтащил выставленный на углу здания зеленый бак к погрузчику и дважды вытряхнул в кузов, откатил бак обратно и с той же равнодушной миной снова примостился на своей подножке.

Вот ведь колесит человек по всему городу, подумалось Тиму, а наверняка ничего кругом не замечает. Оттрубит свои восемь часов с мусорными баками, и домой. В памяти остается только липкая вонь и тяжелые контейнеры. Так жить нельзя. По-хорошему, чтобы впитать жизнь сполна, нужно встать на четвереньки и продвигаться шажок за шажком, периодически припадая ухом к земле.

Тогда почему он сам раскатывает на такси?

— Можете меня здесь высадить? — попросил он водителя.

Расплатившись, Тим вышел на тротуар. До офиса было еще порядочно. Он остановился в своем новом пальто на углу улицы и поплотнее натянул перчатки. По противоположной мостовой шли люди, мимо неслись машины — бесперебойное нестихающее городское движение. Тим стоял не шевелясь. Весенний снег сыпался на плечи, словно крупа. От налетевшего порыва ветра заслезились глаза. Щурясь, Тим вглядывался в здание напротив, одетое в зеленые строительные леса. Над входом с вращающейся дверью полоскались на ветру три флага, чуть поодаль толпились изгнанные курильщики. На этой стороне улицы ворковали снующие под ногами голуби. Полная латиноамериканка с рекламными щитами на груди и спине молча раздавала листовки на скидки в магазине мужской одежды. Из тележки продавца кренделей тянуло едким запахом раскаленного металла.

Может быть, ему разрешили вернуться не из сострадания, а наоборот, из мести? Зная, что нет более мучительной пытки, чем сидеть на тупиковой должности и смотреть, как ежедневно уплывают из-под носа интересные дела.

Он двинулся в сторону Вест-Виллидж. Немного посидел на крыльце браунстоуна — типичного нью-йоркского здания из бурого песчаника. Солнце поспешно скрылось за домами и, кажется, улепетывало из города вовсе, роняя обрывки лучей на ходу. Голый кирпич, цементные ступени, кованая калитка, жестяные мусорные баки, решетки на окнах первых этажей — все дышало вечерним холодом. Стоящие у тротуара машины, и те выглядели озябшими.

На крыльцо дома напротив вышла женщина и, встав в дверях, попрощалась за руку с вышедшей следом супружеской парой. Когда супруги удалились, она окинула взглядом улицу в обе стороны, словно дожидаясь кого-то еще. Тим заметил наклеенный под окнами плакат «Продается».

Он перешел дорогу и заговорил с женщиной, представившись партнером из «Тройер и Барр». Громкое название сработало, его сразу же пригласили посмотреть квартиру. Подтянутая, элегантно одетая, риелтор вела заученный монолог. Пока Тим любовался видом из глубоко сидящих окон, она стояла позади, у камина, и рассказывала, периодически уточняя у самой себя: «Так… Что же еще?» Тим смотрел на темнеющую улицу, пока его собственное неподвижное отражение не заслонило заоконный пейзаж.

— Можно выключить свет? — спросил он.

Риелтор прошла в кухню, стуча каблуками по паркету. Комната погрузилась в темноту, и отражение в стекле пропало. Освещенные окна через дорогу казались золотисто-янтарным лоскутным одеялом, наброшенным на бурый песчаник. Прохожие тянулись к своим бело-красно-коричнево-кирпичным домам неслышно, словно падающий снег. Тим решил позвонить Кронишу. Они его все равно не пустят назад. Но какая теперь разница?

— Замечательное расположение, — сказал он риелтору.

16

Джейн стояла между высокими белыми колоннами портика, дожидаясь, пока Тим уложит ее сумку в багажник. Переменчивая погода со вчерашнего дня успела наладиться, и день стоял теплый и ясный. Они проехали к воротам под сенью едва проклюнувшейся листвы.

— Хочешь, прокатимся? — спросил Тим.

— Куда?

— А, все равно. Я не знал, захочешь ты сразу домой или сперва посмотреть, что в мире делается. Ты ведь давно нигде не бывала.