Безымянлаг

От дыхания спящих людей в тесной палатке стало как будто теплее. Ветер снаружи успокоился, тишина накрыла Безымянку куполом, и седой зэк слышал, как, скатываясь, шуршит снег, падающий на брезент. Словно недостаточно колючей проволоки, сторожевых вышек, сотен охранников, плохой еды, мороза, одинаковых дней, всеобщего забвения, тьмы, так еще и это молчание вокруг и внутри. Но тут кто-то вскрикнул во сне, нарушив безмолвие, и седой зэк подумал, что во всем мире и во все времена люди кричали и будут кричать от страха и от радости, от боли и наслаждения, прощаясь с жизнью и встречая жизнь. Его разум растворился в этой мысли, и он не заметил, как заснул.

Палатка затряслась от глухого удара. Седой мгновенно очнулся и за секунду до окрика понял, что происходит.

– Пересчет, подъем!

Вохры среди ночи злее дневных, их тоже вытащили из постели, сердить их задержками нельзя. Седой зэк хотел быстро спрыгнуть вниз, но ноги занемели от холода. Хорошо, что побудка, так можно и обморожение заработать. Он первым вышел из палатки, щурясь на желтый свет фонаря, незаметным движением сбросил бритву обратно в ботинок и принялся растирать ноги, разгоняя кровь.

– Ты один живешь, что ли? – зло бросил вохр.

– Никак нет, гражданин начальник, – разгибаясь, ответил седой зэк, стараясь заглянуть охраннику в лицо.

Боец хотел что-то добавить, но передумал и шагнул в темноту палатки. Оттуда послышался глухой удар и стон.

– Кому сказано встать?! Оглохли, бляди! Быстро! Подъем! – Еще череда ударов, вскрики и возня просыпавшихся. – Сколько вас?

– Двадцать четыре, гражданин начальник, – ровным голосом ответил седой зэк.

Из палатки, прихрамывая на замерзших ногах, потянулись заключенные, похлопывали себя по затекшим бокам, подпрыгивали, утрамбовывая свежевыпавший снег.

– Сколько ты сказал?

– Двадцать четыре, гражданин начальник.

– Сегодня, что ли, прибыли?

– Так точно, гражданин начальник.

– Чего сбились в отару, встать по четверо! – заорал на остальных вохр. – Так, шесть рядов вышло, это сколько?

– Шесть на четыре – двадцать четыре, гражданин начальник.

– Знаю, – ответил вохр, быстро скользнув угрюмым взглядом по лицу седого в поисках насмешки.

Еще раз пересчитал жителей шестьдесят третьей палатки и уже собирался отдать приказ на отбой, но его внимание отвлекли фары грузовика, ехавшего слева от него по дороге.

Автомобиль остановился, из кабины вышел кто-то, пока невидимый для зэков. Широкая коренастая фигура обогнула машину.

– Новый этап? – спросил силуэт.

– Так точно, товарищ капитан!

– Минуту на погрузку, – глухо сказал Марков и пошел обратно в кабину.

– Бегом, суки! В кузов! В кузов! – после секундного замешательства залаял вохр.

Заключенные погрузились почти мгновенно. Не успели они рассесться, как машина резко сдала назад. Сорок восемь рук вцепились в ледяные борта кузова и в товарищей, пытаясь удержать равновесие. Грузовик развернулся и понесся по лагерю на всей скорости. В тряске и спросонья вопросов никто не задавал, гадать, куда их везут, было тем более бессмысленно. Во тьме огни вышек кривым пунктиром очерчивали периметр лагеря, но оценить его огромные масштабы никто не успел. Автомобиль свернул налево и разогнался, держа курс на огромную трубу, не спавшую и ночью, чтобы почти сразу затормозить. Седой зэк узнал утреннюю станцию. Не может быть, чтобы снова этап!

– Быстро на перрон! – чуть взмахнув рукой, буркнул Марков.

Заключенные спрыгивали вниз и почти наперегонки бежали к станции. Седой краем глаза заметил еще один грузовик и вереницу людей, таскавших коробки от головы поезда. Зэки встали перед открытой платформой, загруженной ящиками.

– Начинай разгрузку станков! – рявкнул подоспевший Марков и закурил.

Зэки откинули примерзшие борта платформы и забрались внутрь. Ящики были неприподъемные.

– Разрешите обратиться, гражданин начальник, – робко заговорил зэк-крестьянин. – Нам бы доски где взять, чтоб по ним спустить, или инструмент какой – ящик заломать, из него рельсов понаделать.

Марков уже почти набрал воздух, чтобы наорать на заключенных, но, смерив груз взглядом, понял, что зэк прав, и отослал его на станцию за инструментом. Оставшиеся стояли без работы. К капитану вохров, курившему в свете желтого фонаря, подошел маленький человек в теплом пальто и больших очках. Вдвоем с Марковым они представляли карикатурную пару.

– Антоша, ты хули здесь делаешь? – донесся до платформы негромкий голос человечка.

– Зимонин-сученыш работы подкинул, – отозвался Марков.

– Это я могу представить, а ты здесь зачем? – допытывался мелкий.

– Додя, не заводи меня, сам не знаю зачем. Заснуть не могу, волнуюсь. Вот зачем!

– Да все нормально будет, бабье дело… – вполне нежно начал утешать свирепого вохра человек в очках, но седой зэк не дослушал разговора, потому что принесли инструменты.