Верёвка мне под такое дело нужна очень длинная, так что две вместе связал. Ещё на одну посадил, как барана на привязь, ондатру. Для этого пришлось толстый кол в землю вбивать возле дерева. Короткий поводок оставляю, длиной в локоть всего. Мне нужно, чтобы живая приманка на одном, специально подобранном месте крутилась. Таком, где решившей сожрать крысу птице удобнее всего подходить к жертве было с одной стороны. С той стороны, где петелька запрятана.
Последний же силок оставляю себе — ему отдельная задача на завтра, если выгорит с ловлей пернатого.
Закончил, теперь можно и к берегу — опостылевшую олему косить. Но сначала к кустам, где ждёт Вахн. Придётся в очередной раз расстраивать скупщика — третий грош задолжаю. А завтра так и четвёртый ещё. Добытого журавля, если Небо удачу пошлёт и сработает Такеров план, волосатому не собираюсь тащить. Троероста бобы с ним делить? Размечтался. Да и не допру я на ползанке такой туши.
— Издеваешься?
Вахн был совершенно не рад третьему медяку, что я ему теперь должен.
— Пошла чёрная полоса, — развёл руки я. — Не прёт. Завтра вовсе перерыв решил сделать. Не приходи завтра.
Волосатая лапа метнулась вперёд. Я отпрянул, но поздно. Держа за грудки, Вахн подтащил меня к себе. Вылупленные злые глаза приблизились к моему лицу. В ноздри ворвался смрад изо рта разъярённого скупщика.
— За дурака меня держишь?!
Вторая волосатая лапа нагло влезла в один мой карман, а потом и в другой.
— Спрятал значит? А ну показывай где!
— Не прятал я ничего! — пискнул я.
— В кровь изобью!
— Бей! Такер…
Звонкая оплеуха не дала мне закончить.
— Что Такер?! С утра приходил уже хрыч твой! Мордасы твои размалёванные уже мне приписывал! Брехливая тварь! Да, если бы я тебя…
Вахн в сердцах замахнулся.
— Не бегал бы поди другим днём, — прошипел он сквозь сжатые зубы. — Брехливая тварь… Оба твари! Избил я его… Тьфу!
Скупщик плюнул мне под ноги. Потом ещё раз тряхнул и отбросил тычком. Я свалился на задницу.
— Завтра и ещё два дня тебе дам, — хмуро бросил он, чуть успокоившись. — Потом, либо добыча. Настоящая, а не крысёныши жалкие. Либо дюжина медяков с тебя, и сворачиваем дела. Мне ваши тухлые игры без надобности. Всё понятно?
— Понятно, — поспешил согласиться я.
Вот ведь бестолочь я безмозглая. Такер про мою битую рожу на Вахна подумал. Ругаться пошёл. Пугал небось снова. Только вот перегнул он похоже. Напраслину стерпеть сложно, так что скупщика я понимаю и даже с удвоенным долгом спорить не стану. Сам виноват.
Всё, закончились наши дела теперь с Вахном. Ценную добычу мне делить с ним не выгодно, а мелочь его уже не устраивает. Думает, что за нос вожу. Так-то очень похоже, если его глазами смотреть. Носил дичь, носил, а как новый уговор про бобы пополам, так сразу пропала удача в охоте.
И Такер тут уже не поможет. Не такой он, чтобы извиняться перед Вахном пойти. Добуду журавля, не добуду, а дюжину медяшек из скопленного у деда возьму. Как раз есть там столько. Тут уж твёрдо решил. Объясню на что, он поймёт. Не такие уж и великие деньги. Край через месяц торговцы из града прибудут — глядишь, к тому времени будет, что им продать. Пока снова у Такера стрельну серебряный, чтобы с Хольгой за будущий срок расплатиться.
Ничего, перебьюсь и без скупки добычи. Буду более крупного зверя пытаться вылавливать. Вон, на найденной новой земле кабаны есть. И другой, стало быть, всякой живности валом. С самострелом уже всяко проще пойдёт.
Старик выслушал молча и молча же вышел из дома. Я за ним было дёрнул, но Такер так зыркнул, что я тут же отстал. И что сразу не рассказал ему про свою драку с Патаром? Подвёл деда, обидел. Теперь долго на меня дуться будет. Пришлось старому через свою гордость переступить — пошёл-таки извиняться к Вахну. Вот только теперь едва ли поможет. Не в медяках дело. В принципе.
И лучше бы мне не попадаться Такеру на глаза, когда он вернётся. Пойду отсыпаться. Завтра очень тяжёлый день намечается. Смогу добыть журавля, простит дед.
Ох уж этот йоков журавль…
Я чуть дуделку пополам не разгрыз. Как зубы стиснул, когда птицу увидел, так и не мог челюсти разомкнуть, пока к островку не подплыл. Это же не журавль, а страх оживший. В высоту три сажени, крылья — нашу землянку можно накрыть, клюв с мою ногу, лапищи — пупырчатые столбы. На каждой внизу в обратную сторону смотрит загнутый вниз костяной шип длиной в локоть. Он теми шипами половину зверей, что в лесу живут нашем, может насмерть проткнуть.
Заметила меня птица. Ярится, кричит, машет крыльями. Бросается в мою сторону, клюв раззявлен. Но силок крепко держит за лапу. Выглядывающая из хвои верёвка натягивается, вновь провисает и снова натягивается. С таким шумом уже половине болота известно, что матёрый журавль не в духе. Небось и у берега, откуда плыву, его клёкот слышно. Поди, вся округа давно разбежалась от страха. Один я гребу себе мимо и делаю вид, что меня это всё не касается.