Бездна Челленджера

Встала, прошла на центр кают-компании, встала там в ожидании. Стихла музыка, остановились танцующие, кто-то, стоящий у входа щелкнул выключателем, включив обычный свет.

– Я хотела бы вам сказать… – ее голос немного дрожал, хоть и репортер, хоть и привычная к выступлениям, к работе на камеру, но сейчас она почему-то не тараторила, а говорила даже чуть испуганно, – Я хочу сказать вам всем большое спасибо за то, что вы так лояльно отнесли к нашей… к моей глупости. Да, к моей. Это было нужно мне, и вы это все прекрасно понимаете. Но… – она бросила скорый взгляд сначала на Андрея Викторовича, а потом на Дмитрия, выпрямилась, вскинула голову, и голос ее зазвенел зло, – но я против вашей трусости! Вы все поджали хвосты, замолчали, не желаете, чтобы ушла информация, чтобы… А ведь это жизни! Жизни людей, там, на лодке, там погибшие от… от….

Она согнулась, ухватившись за живот, все в зале молчали, ждали, и только Андрей Викторович шагнул вперед, будто желая помочь согнувшейся почему-то Джессике и… Она разразилась кашлем. Диким, неостановимым, и Дмитрий увидел… Увидел то, что остальные не могли бы увидеть – черная, чуть землистого отсвета пыль, что едва заметным туманом поплыла по воздуху. Как там, как на подводной лодке. И он закричал:

– Всем вон! Заражение! – выскочил из-за стола, бегом, вдоль по стеночке, задержав дыхание, помчался прочь, но остальные… Какая-то из лаборанток вдруг, почему-то, завизжала остро и пронзительно, Андрей Викторович, выдернув из кармана платок, приложив его к лицу, бросился к Джессике, и вообще – сумятица, суматоха. Единственно что – это Рей, промчался, с такой неподходящей для его внешностью стремительностью, мимо Джессики на выход следом за Дмитрием, выскочил в коридор.

Дмитрий же уже бежал к ближайшей лаборатории, влетел в двери, распахнул шкаф с средствами индивидуальной защиты, выхватил оттуда дыхательную маску, на голову натянул, подхватил за ремешки еще штук пять и понесся обратно – раздавать. А там уже творилось светопреставление: народ валом несся по коридору, он врезался в эту толпу, его едва не смели с пути, и в кают-компании тоже творился дурдом. В уголках сидели плачущие, перепуганные девушки и тетеньки – научные сотрудники, Чейз с Андреем Викторовичем суетились у замотанной в скатерть Джессики, битое стекло под ногами, снедь разбросанная – идиотизм, дурдом на выезде.

Дмитрий подлетел к Андрею Викторовичу, к Чейзу, протянул маски.

– Зря, я, наверное уже. Девушкам раздайте, – в голосе начальника станции не было ни тени эмоций, просто давал указания, распоряжения. И Дмитрий отправился раздавать маски сидящим по углам, в отдалении, сотрудницам.

***

– Что имеем, – Андрей Викторович закашлялся сдавленно, прикрыл рот ладонью, но все одно – видно было темные споры, взвившиеся в воздух, – у Джессики развитие паразита было замедленно в виду анабиозного состояния спор. Долгий период не было возможности у них для распространения. В первый раз с таким встречаюсь, даже не слышал о таком раньше, но факт остается фактом. Вы то себя, Дмитрий, как ощущаете?

Они были в его кабинете, только вчера они все так радовались окончанию карантина, радовались, что не зацепило их смертельной заразой, а вот сегодня…

– Нормально, – голос Дмитрия был приглушенным из за маски, он как ее тогда одел, так и не снимал нигде.

– Это хорошо, – он уселся в свое кресло, – кроме вас еще кто-то в норме? Вы сделали обход, как я просил?

– Да. Сделал, – Дмитрий говорил жестко, даже зло, – заражены даже те, кто не присутствовал на банкете. Обслуживающий персонал в том числе. Наверное заражение произошло через систему вентиляции. Ничего не могу сказать про Рея, он закрылся в своей лаборатории, разговаривал со мною через стекло. На вид – здоров, доподлинно – не знаю о его состоянии. Все плохо.

– Как Джессика? Она жива?

– Я к ней еще не заходил.

– Это вы зря, загляните, хоть будем знать, что нас ждет.

– А может…