Без выбора

Однако ж не с пустоты яновские фантазии воплощались в прогнозы - доносы прогрессивному человечеству. Из кругов официального патриотизма постоянно истекали слухи о том, что, дескать, в Политбюро раскол, что какие-нибудь Черненко с Кириленко сколачивают патриотов, что "наши" вот-вот возьмут верх, что у Косыгина в столе программа, а у Щелокова наготове дивизии МВД...

Сей блеф, не очень понятно кем инспирированный, весьма воодушевлял патриотическую интеллигенцию. Воодушевлял, разумеется, не на борьбу или хотя бы на некую активность, а всего лишь на готовность принять победу "под белы ручки", то есть по мере возможности воспользоваться ею, ибо никакой мало-мальской собственной идеи и уж тем более - программы возрождения или "перерождения" у глашатаев официального "русизма" (термин Андропова) не было.

Абзацем выше упомянул Щелокова, тогдашнего министра ВД. С ним и с его (по крайней мере, на первый взгляд) скромной и симпатичной супругой мне тоже случилось однажды встретиться на глазуновской территории. Щелоков, безусловно, симпатизировал Глазунову. Глазунов же одно время преподавал эстетику, если не ошибаюсь, в академии МВД и, как всякий работник эмвэдэвского учреждения, имел и соответствующее удостоверение, и звание, пропечатанное в данном удостоверении. Сей документ, между прочим, не раз помогал ему выпутываться из коварнейших ситуаций, каковые он, Глазунов, создавал, лихачествуя на тогдашнем своем "жигуленке". Об одном случае расскажу.

Был день рождения, наверное, круглая дата у писателя Олега Михайлова. Еще с середины дня Глазунов, замотанный "вечно срочными" делами, твердил, что сегодня вечер у него занят, что все побоку - он во что бы то ни стало непременно должен попасть на юбилей Михайлова и вручить ему подарок старинную литографию, каковая еще с утра была выставлена на видное место в мастерской в напоминание...

Но вот уже шесть вечера - Глазунов с кем-то решает какие-то проблемы, семь - опять кто-то пришел и опять, конечно, дело, не терпящее отлагательства... Восемь - то же самое... Подарочная литография уже упакована и спущена из мастерской в квартиру... Девять... Если память не изменяет, только в одиннадцать измотанный Глазунов хватает подарок, и мы с ним бежим к машине, что чуть в стороне от подъезда, садимся и с визгом вылетаем из Калашного переулка. Я уже не первый раз в машине Глазунова. Однажды в полном смысле "слетали" на Бородинское поле... "Полет" тогда закончился тем, что километрах в семидесяти от Москвы на скорости около ста двадцати "жигуль" втерся в бордюр, передняя резина в клочья... Диму Васильева оставили при машине, с Глазуновым добрались попутками до дома, кому-то он срочно звонил, кто-то срочно выехал выручать машину и Васильева...

Что вытворял на этот раз лихой Илья Сергеевич - пересказу не поддается. Вопреки всем и всяческим правилам мы вылетели на какой-то мост, а на мосту будка с гаишником. Свисток. Глазунов, оставив меня в машине, с удостоверением в руках буквально бежит к будке и, как я начинаю понимать по типу жестикуляций, нарывается на принципиального блюстителя дорожного движения, которому до лампочки, кем подписан документ, мелькающий у него перед носом. Трудно предположить, чем бы вся эта история закончилась, если бы в это самое время к будке не подкатил милицейский "уазик" и другой гаишник, "не врубившись в ситуацию", не выволок бы ящик с пивом. Как только пиво вознеслось на высоту постовой будки, ситуация резко изменилась - в руках Глазунова уже было не удостоверение, но авторучка и бумажка, в центре внимания не гаишники, а номер "уазика"...

Через пару минут злющий Глазунов вернулся в машину, и мы промчались мимо бездвижных гаишников и на их глазах по красному свету ушли куда-то вправо. Когда наконец прилетели на место, то обнаружили темноту окон в учреждении и запертые двери...

Но все же несколько слов о Щелокове. Его дружеские отношения с Глазуновым, безусловно, строились или выстроились не просто на личных симпатиях. Хозяин собственной, весьма представительной картинной галереи, министр, надо понимать, разделял многие взгляды Глазунова на живопись и искусство вообще. Таковое "разделение" не могло не смыкаться и с прочими мировоззренческими аспектами, каковые в недрах другого ведомства уже к тому времени определенно были отнесены к разряду враждебных коммунистической догматике. И без всяких на то оснований, то есть не имея ни одного факта в подтверждение, я рискну предположить, что в каких бы грехах Щелоков ни был уличен, его "уход" в значительной мере - часть той общегосударственной политики в идеологической сфере, что была в свое время сперва публицистично декларирована Александром Яковлевым в "Литературной газете", а затем документально сформулирована Ю.Андроповым в известной "записке" для Политбюро: "русизм - идеологическая диверсия, требующая особого к себе внимания и мер воздействия".