Без права на ошибку

– Я те щас расскажу, почему не отбились… – лицо Донцова вдруг скривилось в злобной гримасе, он в сердцах шваркнул ложкой в миску – и разразился полным гнева и горечи монологом. – Потому что в девяностые годы наши в жопу траханые Западом либерасты просрали все! Узел «РО-30» – это наш печорский «Дарьял» – единственный, кто на момент начала Войны в работе был! А должны были со всех направлений страну прикрывать! Узел «РО-7», Габала, Азербайджан – не использовался с декабря двенадцатого! А ведь какой объект!.. Полностью контролировалось южное направление! Саудовская Аравия, Иран, Ирак, Турция, Северная Африка, Пакистан, Индия! Большая часть Индийского океана, включая Австралию! Это ж… Это ж самое настоящее око! Видели все, все объекты размерами от футбольного мяча и больше! «Дарьял-У», Иркутск – недостроена! Долго стояла, демонтирована в одиннадцатом! То же и в Севастополе!.. В Енисейске порезали станцию, якобы, в связи с противоречиями договору по ПРО! Станцию порезали – а сам поселок бросили на произвол судьбы, без средств к существованию! Больше тысячи человек!.. С-с-суки!.. «Дарьял-УМ» – Рига – не достроена, взорвана в девяносто пятом! С ней вообще отдельная история… В девяносто четвертом наши ушли со станции – а через год приемная антенна была уничтожена америкосами! Причем, заметь – эти ублюдки настоящее шоу устроили, с фейерверком! Как же… это ж какой праздник был для них! Твари! Вот тебе и причины! Наши непримиримые друзья все делали – все! – чтоб страну разоружить и в грязь втоптать!^[60] Изнутри, украдкой, тихим сапом, исподтишка… И ведь все к тому и шло! Ну а теперь и сам видишь…

Владимир Валерьевич вдруг замолк, тяжело дыша и оттирая со лба и шеи пот. Видно было, что он искренне переживал за свою страну, и Добрынину это очень понравилось. Угрюмый, молчаливый, но настоящим патриотом оказался.

– Могу вас успокоить, Владимир Валерьевич. Америкосам не слаще, – дождавшись, когда он немного поуспокоится, сказал Добрынин. – В Ульяновске была община, которая полностью состоит из американских морпехов – заброшены аккурат перед самым началом. Я разговаривал с одним из них. Говорил, раз связи с домом нет, то и там тоже ничего живого не осталось.

– Утешил, спасибо, – пробурчал седой. – Вот уж впрямь, знать что всему миру конец, не только нам, но и тем же пиндосам – и все, полное удовлетворение. Я ж не за то бешусь… Меня твари либеральные бесят, которые Западу готовы яйца лизать, а свою страну грязью поливать. Меня бы в вожди, как Сталина… я бы их всех собрал – и к стенке! Исполнить – и в яму. Свалить и заровнять, что ни следа, ни памяти не осталось…

Добрынин кивнул. С этими словами он был абсолютно согласен. Не раз слышал от старшего поколения – и от деда, и от полковника… И он не понимал, как можно родиться в стране – и ненавидеть ее, свою Родину, дыша ядом и поливая грязью ее и живущих в ней людей, своих соотечественников. В его понимании это были даже не враги… Враг – это кто-то, чьи мотивы и поступки ты понимаешь. Тут все просто – вот враг, и он должен быть уничтожен. Ты или тебя. Все честно. Но вот эти… даже слово «предатель» – не про них. И нет такого слова, чтоб обозначить гнилое мерзкое нутро подобного существа. Не придумали еще.

Этот разговор как-то очень положительно настроил его к общине газовиков. Владимир Валерьевич словно выступил от имени всей общины и заслужил полное его одобрение. Так что, ожидая вечера, Данил уже и не сомневался, что решение будет принято положительное. Он уже пустил ракету и в мыслях уничтожил группировку. Заочно.

Вечером его никто никуда не пригласил. Добрынин, промаявшись в гостевой комнате общежития, куда после обеда привел его Донцов, к одиннадцати выбрался в холл и пристал к пожилой женщине-коменданту с допросом: прибыл ли уже глава поселка? Не прибывал. Задерживается. Велено вам, уважаемый гость, оставаться на месте и дожидаться. В ближайшее время все станет понятно. А лучше б ложились уже спать, утро вечера мудренее… Вон уже и Евгенич звонил, о вас справлялся… Данил покивал, вышел на улицу, побродить вокруг общаги, осмотреться и проверить забрезжившее подозрение… Но нет, никто ему не препятствовал, иди себе куда хочешь, в пределах жилой территории, конечно. Значит, никакого форсмажора, он по-прежнему гость, а не пленник.

Вернувшись в номер, осторожно вышел на связь с ДШГ, благо расстояние все еще позволяло, и обменялся последними известиями. Описал местность вблизи поселка, предостерег о ДОТах и их вооружении… Мало ли, вдруг все ж понадобиться группу по тревоге подорвать. Будут знать, куда соваться. В ответ получил заверения, что информация принята. Ждут, скучают. Любят – это уже от Юки. А вообще – тишь да гладь. Если все тихо, чего ж тогда кипишь поднимать? Успокоившись, он разоблачился, залег – и беззаботно продрых до самого утра.

Утром около восьми появился Донцов. Угрюмо извинился, сославшись на неотложные дела, поругал какого-то Петрищева за раздолбайство в дозоре. Отвел на завтрак. Данил на вопрос «А когда же?..» получил ответ: «Как только – так сразу…».