Без права на ошибку

Кузнецк прошли просто и без затей. Город мелькнул крошащимися зубьями многоэтажек слева и остался за кормой, препятствий им никто не чинил да и чинить их было некому. До Войны в городе действительно было много: военные объекты, секретные части, хранилища, бункера, убежища, спецсвязь… Поэтому отработали туда прилично, почти как в Заречный или Сердобск с его «Периметром». После такого, может, и остался кто – но тракт, огибающий по южной окраине, был чист.

Дальше один за другим пошли поселки: Евлашево, Николаевка, Канадей, Новоспасское, Красносельск… Поселки были пусты, хотя и фон вроде бы не сильно высокий, не больше десяти-пятнадцати. Да, попадались локалки под сотню и даже выше, но их было не так много. Казалось бы – просто не суйся внутрь… Тем не менее, селения стояли мертвые, и Добрынин сначала все не мог понять, почему. Они в Сердобске жутких условиях жили, та же самая десятка на поверхности была всегда, а то и больше, гораздо больше! Но поразмыслив немного, понял. Дозиметра у селянина нет, откуда ему знать, сколько вокруг?.. На улице, в доме, в сарае, в постели – все время минимум, но есть. Проживи неделю даже в минимальном излучении – уже первая степень. А радиопротекторов в наличии нет. Что у них может быть в аптечке? Йод? Не панацея. Тут индралин нужен, Б-190, а где простой крестьянин его возьмет? Вот и мерли как мухи, не зная, как спастись. Притом, радиация – это одно. А если химическое облако пройдет – так и подавно… Потому и получилась такая странная противоположность: до Урала в городах больше выжили, а за Уралом – в сельской местности да тайге больше уцелело. А теперь местность там наверняка еще чище. Эх, вот справятся с задачей, помогут Даньке-младшему, прищемят хвост Братству – может, и за Урал на ПМЖ махнуть? Стоит подумать над этим…

Между Николаевкой и Канадеем дорога, было, сильно испортилась, практически до степени сельской, которой уместнее быть где-нибудь в колхозе «Светлый путь Ильича», но ненадолго. В тринадцатом году здесь, похоже, делали ремонт – на обочине время от времени попадались кучи песка, закаменевшего асфальта, щебня, ржавеющая под открытым небом строительная техника, – но так и не доделали, грянула Война. Прошли этот отрезок, и снова можно было идти на прежней скорости. Зато между Канадеем и Новоспасским и вовсе за девяносто утопили – здесь была самая настоящая трасса, гладкая серая лента, будто недавно положили.

В Красносельске им впервые попались жители. Через небольшую речушку был перекинут мост, и так же, как и в казахстанском Кушуме, предприимчивые ребятушки брали плату за проезд. Два блокпоста на этой стороне, два на другой, да еще, наверняка, где-то в окрестном лесочке снайпера сидят с группой быстрого реагирования.

– Сколько? – запросила Юка, используя внешний громкоговоритель.

Мужик с автоматом, стоя прямо под лобовым стеклом, показал две пятерни и ткнул в калаш у себя на пузе. АКС-74У. Понятно, десять пятерок. Тот же смысл: из-за десятка патронов войну затевать глупо, проще заплатить. Да и информацией запастись не мешало бы.

– Выхожу, – махнул ему рукой Добрынин. – Давай за консоль, по сторонам смотри, – это уже Юке.

Встретились снаружи. Добрынин, отсыпав таможеннику горсть, тормознул его, намылившегося было открывать шлагбаум:

– Вопросы есть, уважаемый.

– По патрону за вопрос, – тут же отреагировал мужик. – Плата вперед.

– Сойдет, – кивнул Добрынин. Достал калашовый рожок, с некоторых пор использовавшийся им как кошелек, выщелкнул первый, отдал. – Что впереди? Сызрань живая? Пройти на Ульяновск можно?

– Пройдешь, дорога чистая. На въезде в город еще один пост, тоже заплатить придется. А дальше катись хоть до самого Ульяновска.

– Дорога как? – второй патрон.

– До Ульяновска-то? Похуже, понятно. Не федералка… Но этот, – он уважительно кивнул на «Тайфун» за спиной Добрынина, – всяко пройдет.

– Бандиты, рэкет, селяне неприветливые… Может, зверье какое… Есть по дороге? Радиация?..

– Здесь нет, – ответил мужичина, принимая третий патрон. – До Ульяновска чисто, окромя радиации нет нихрена. Вот локалок – тех полно, до трех сотен доходит… А за Кировом, сказывают, есть одно селеньице. Грабят путников и жрут без разбора. Но это далеко севернее, черт-те знает где, – и он замахал рукой, подкрепляя свои слова. – У нас-то нет, не водится такого.

«Плавали, знаем, – усмехнулся по себя Добрынин, живо вспомнивший блюющего под лавку Хасана. – Еще лет семь тому селу стоять. А потом сгорит…»

– Что в Ульяновске? Много выжило?

– Да по слухам-то не очень. До войны тысяч семьсот там было. А теперь-то кто посчитает?.. Горстка осталась…

– А переправы на левый берег знаешь?