Без переводчика

Туриста, который вздумает искать в Белграде экзотику Востока, ждет разочарование. Разве что его утешит в трапезной чевабчичи — блюдо, близкое кебабу. Да еще турецкие названия некоторых улиц города… Впрочем, их тоже заменили бы, но они напоминают о событиях и героях освободительной борьбы.

В парке Топчидер, под ветвью гигантской чинары, ютится скромный дом сельского вида, явно стесняющийся своего титула «конак», то есть дворец. Здесь, подальше от пушек Калемегдана, жил князь Милош Обренович, вождь восстания 1815 года. Сербия отвоевала тогда некоторую автономию.

Скульптурный фонтан Чукур-Чесма рассказывает о другом эпизоде кровавой истории страны. В 1862 году турецкие солдаты застрелили мальчика, пришедшего за водой. Он упал, вода из разбитого кувшина смешалась с кровью… Весь Белград поднялся против убийц.

Нет, это не восточный город, но и совершенно непохожий на соседний Будапешт, на Прагу…

Сходство с ними проглянет разве только в самом центре, на площади Теразия, где блещет неоном сомкнутый строй восьми-, девятиэтажных зданий, занятых до половины магазинами и конторами, да еще кое-где на прилегающих улицах. Вообще для Белграда не характерны ни пышность фасадов, ни надменность богатых мраморных подъездов, ни ряды грузных доходных домов с трафаретной лепкой, с дворами-колодцами.

Приобрести все это, столь обычное для столиц Запада, Белград не успел. Ведь Сербия только во второй половине XIX века освободилась от турок. И позже, при королях, строили мало. Что запоминается из построек Белграда королевского? Изящное, не очень большое здание парламента — ныне Народной Скупщины — с колонным портиком и высоким, легким куполом да ажурная, тоже без тяжеловесных излишеств колоннада Исполнительного вече Сербии. Что еще? Над Теразией мачтой торчит узкий тринадцатиэтажный дом — творение тридцатых годов нашего века. Это здание вряд ли очень украсило город…

Мне как-то довелось прочесть очерки корреспондента русской газеты, побывавшего в Белграде незадолго до первой мировой войны. Он увидел город, полный бедняков и полицейских. Сломя голову носился в своем автомобиле, сбивая пешеходов, наследник престола. Потомки князей-повстанцев прославились самодурством и дикостью. Тот же наследник забил до смерти своего слугу, подавшего его высочеству не ту одежду. Папаша король заявил в оправдание представителям прессы: «Мы, Карагеоргиевичи, страшно вспыльчивы. Это у нас фамильное…»

Со скорбью покинул королевскую Сербию замечательный инженер Никола Тесла; он уехал за океан, к Эдисону, и там в числе первых в мире начал работать над расщеплением атома. Оттуда с американской маркой прибыли в Европу генераторы Тесла и другие блестящие его изобретения. В королевской Сербии трудно было технику, ученому, архитектору. Страну распродавали иностранным монополиям: французским, английским, итальянским. Они по дешевке вывозили сырье. Мало что изменилось и после Версальского мира.

В первой мировой войне Сербия сражалась против Австрии и Германии и оказалась в числе победителей. Тогда-то воссоединились земли южных славян. Король Сербии стал владыкой Хорватии, принадлежавшей Австрии, и далматинского побережья, которое почти целиком было собственностью Италии.

Кто выиграл тогда от этого? Главным образом белградский двор и дельцы всяких мастей и рангов — местные и зарубежные.

Все это приходит на ум, когда бродишь по боковым улицам Белграда. Вдоль них тянутся приземистые, гладкие, ящикообразные дома в один-два этажа, с железной корзинкой балкона, с простой верандой, обращенной во двор. Такие же строения я видел в Греции, в Румынии да и в небольших городах нашего юга. Так выглядели служебные пристройки пышных особняков, притаившиеся за чугунной оградой. Сравнение вполне уместное: ведь Белград весь был в сущности пристройкой к банковским кварталам Парижа, к лондонскому Сити. Подчеркиваю, был!

Новый Белград не только за Савой, он прорастает всюду, пользуясь каждой прогалиной в старой застройке, а то и раздвигая, сметая ее с дороги. Для новых зданий часто выбирают место повыше, на холме, над обрывом, над зеленым разливом парка, затопившего ложбину. Тем резче контраст старого и нового в этом городе под сенью Вестника Победы.

С какой любовью принялись югославы отстраивать свой Белград! На панели блестят медные буквы, вбитые навечно. Это краткое напоминание о том, что здесь работала на субботниках такая-то молодежная бригада: или убирала кирпич, разбросанный взрывом фашистской бомбы, или извлекала мины, клала фундаменты, сажала деревья…

Недалеко от Теразии вырос огромный Дом югославских профсоюзов. Здесь, одетый в розовый гранит, и образовался новый центр Белграда — площадь Маркса и Энгельса. Широкий полукруг Дома замыкает ее; по вечерам она освещается прожекторами, укрепленными на карнизе за матовой стеклянной лентой. Молнией сверкает эта лента под чернотой южного неба. Поблизости, против здания Скупщины, полыхают разноцветные струи фонтанов — длинная стена пляшущей воды посреди улицы, над зеркалом бассейна.