Без памяти (СИ)

Придвинув стул, сажусь рядом с Алатеей и накрываю ее ледяные пальцы ладонью.

— Что ты хочешь знать? — она облизывает пересохшие губы, немного рассеяно наблюдая за моим лицом.

— Не знаю, что угодно, — пожимаю плечами.

— Ты устанешь слушать…

— Начни с первого детского воспоминания.

— С этим сложнее, — Тея озадаченно хмурится. — Я помню себя лет с шести. Но если первое… Я стою перед зеркалом, мама за моей спиной, заплетает мне две тугие косы. У нее ласковая добрая улыбка и нежные руки. Мне хорошо и радостно, потому что сегодня особенный день.

— Чем он особенный?

— Мама отведет меня в секцию, где я научусь самым разным трюкам. Она говорит, что я очень талантливая и гибкая, и однажды стану настоящей принцессой цирка, — по губам Алатеи блуждает теплая улыбка, будто она и правда видит то, о чем рассказывает.

Меня же ее слова заставляют инстинктивно напрячься. Она не в первый раз упоминает о том, что в профессию попала с подачи матери. Обычно дети вспоминают совершенно иные моменты, связанные с самым близким человеком, а тут попахивает программированием неокрепшего сознания. Я знаю об этом больше, чем кто-либо другой. Со мной делали то же самое. С раннего детства готовили к определённой роли, вкладывая в голову конкретные задачи и нормы. Но я отчаянно сопротивлялся, создавая только видимость «правильного» сына. Командная игра не для меня. Именно поэтому я стал огромным разочарованием для своего отца. Именно поэтому Валентин Голденштерн мертв, я ни дня не сожалел о том, что убил его.

— В таком возрасте рано так далеко заглядывать в будущее. Твоя мама объяснила тебе, почему именно цирк?

— Да, — Тея кивает и ее взгляд становится менее осмысленным. — Она говорит, что, мне нужно много тренироваться и делать все, что говорит тренер. Я должна быть самой-самой лучшей. И тогда научусь летать, и однажды смогу увидеть папу. Он обязательно меня узнает и будет гордиться моими успехами.

— Твой отец умер, Алатея, — горло схватывает внезапный спазм и голос звучит гораздо ниже обычного. Что-то не так, сигнализирует мозг. Мне стоит подробнее покопаться в детстве Алатеи Граф.

— Я знаю, — с бесконечной грустью отзывается Тея. — Но я совсем его не помню. Мама рассказывала, что он очень меня любил и наблюдает за мной с небес.

— Почему ты ничего не помнишь из раннего детства? — перехожу к более конкретным вопросам, которые, как я подозреваю, имеют важное значение в сложных взаимоотношениях Теи с собственной памятью.

— Наверное, из-за его смерти, — предполагает она. — Моя психика не справилась с потерей.

— Это ты так решила? Или со слов матери? — уточняю я, догадываясь что блок в ее подсознании действительно есть. И он там появился не без посторонней помощи.

— Не помню, не уверена… Не спрашивай… Я не хочу… — Алатея начинает нервничать, по ее телу проходит мелкая дрожь, контролирующие датчики выдают тревожные сигналы.

Переглянувшись с Артемьевым, я нехотя меняю тему:

— Случались еще моменты, которые ты не помнишь?

— Да, несколько раз я забывала события одного или двух дней, но потом память возвращалась. У меня ретроградная амнезия, Леон.

— Откуда ты знаешь диагноз, Тея? — настаиваю я, примерно догадываясь, как было на самом деле.

— Мама… она водила меня к своему врачу.

— Имя вспомнишь?

— Да, конечно, — кивает она, взглянув мне в лицо прояснившимся взглядом. — Морозов Игорь Сергеевич. Он и сейчас занимается ее лечением. Что-то не так? — в ее голос просачивается тревога.

— Расскажи мне про аварию, Тея.

— Еще раз? — недовольно хмурится она.

— Да, — односложно отвечаю я.

— Мы ехали с гастролей… Дорога пролегала через горы…, — запинаясь, Тея снова погружается в воспоминания. — Два фургона и три легковых автомобиля…. — Снова перерыв. Дыхание частит. Веки подрагивают. Каждое слово дается ей через силу. — Элен сказала, что ее укачивает на переднем сиденье и попросила меня поменяться с ней местами. Машина притормозила, и я пересела вперед. А потом… — короткая пауза, сдавленный стон. Артемьев вновь жестами требует переключиться на менее травмирующий эпизод, но я намеренно тяну. — Резкий занос. Я услышала грохот и скрежет металла. Автомобиль протаранил ограждение и завис над пропастью…. Элен… Боже, Элен, — Тея сдавленно всхлипывает, по щекам стекают целые реки слез.

— Заканчивай, Леон, — уже вслух настойчиво говорит док.

— Нет. Тея, продолжай, — блокирую его вмешательство, не сводя пристального взгляда с заплаканного лица.

— Она не успела пристегнуться… Ее больше нет. Это я…я должна была умереть, — надрывно рыдает Алатея.

— Это не твоя вина. Никто не мог предугадать, что машину занесет. Роковая трагическая случайность. Слышишь меня, Тея? — уверенным ровным тоном произношу я.

— Да, — слабым голосом соглашается Алатея и внезапно затихает. Расфокусированный взгляд устремлён сквозь меня. Она не здесь.

— Что происходит с тобой? Ты ударилась?

— Нет, я закрыла лицо ладонями… и услышала ее голос.

— Чей? — поддавшись вперед, я накрываю ладонью влажную от слез щеку и поворачиваю ее лицо к себе, но она не видит меня. — Чей голос, Тея?