Возможно, все идет по какому-то божественному плану, управлять которым мы порой не в силах.
В любом случае, ее не вернуть. Никогда. Она останется жить только в моей памяти. Чудесная девочка из «львиного сердца», которая так отчаянно любила, хотела счастья и просто жить. Но она родилась в семье, в которой невозможно «просто». И своей жертвой подарила мне эту «простоту».
Меланхоличное настроение овладевает мной на целый день. Хочется побыть одной, пока Эльза загорает, няни занимаются детьми, а Леон обсуждает последние новости с Драгоном.
Выходя на длинный пирс, простирающийся среди лазурных вод, неспешно бреду по нему, разглядывая небо. Розовые, оранжевые и золотистые оттенки отражаются в спокойных водах лагуны. Все тревоги и заботы постепенно остаются далеко позади, растворяясь в силе природы.
Одно не дает мне покоя: стеклянный шар в виде целого мира, который я нашла в вещах Леона. Я думала, он исчез три года назад, но нет. Или это другой и Леон сделал копию?
— О чем задумалась, детка? — окликает меня муж, догоняя на краю пирса. Оборачиваюсь, разглядывая сосредоточенные на мне черты лица и плавясь, под его сканирующим взором. — Я чуть было с ума не сошел. Встала, ушла куда-то одна… что случилось? Тебе не нравится остров?
— Шутишь? — усмехаюсь я, восхищённым взором оглядывая наше райское убежище. — Все, как в сказке, Леон. Я очень благодарна тебе за все.
— Но…? — подходя ближе, он берет меня за руку, сжимая ладонь.
— Другая сказка не дает мне покоя, — признаюсь дрожащим голосом. Вытягиваю вперед другую руку и демонстрирую ему шар — копию земли. Модель мира. — «Я хочу подарить тебе и нашим детям мир…», — цитирую его я. — Мне ли?
— Тея…
— Это копия, да? Ты сделал копию шара, — едва ли не плачу, ненавидя себя за ревность к собственной маме, которая еще и погибла в муках. Я просто тварь и сука после этого, но не могу справиться с чувствами. Они есть, живут во мне, подобно змеям, превратившими душу в серпентарий. — В сказке говорилось: «Даже смерть не разлучит их».
— Девочка, ты сомневаешься во мне? — Леон прижимает меня к груди, игнорируя небольшую игрушку.
— Нет, я не сомневаюсь в тебе. Это — другое. Много разных чувств… это сложно. Мне очень жаль. Что все так получилось. И мне жаль, что я не услышала ее благословления… не попрощалась. Нормально. Мне жаль, что я забрала у нее жизнь, — шмыгая носом, в конце концов, признаюсь ему я.
— В такие моменты, я отчетливо ощущаю, что ты таки младше меня на двадцать лет, — успокаивает Леон. — Она дала свое благословление, когда спасла тебя, нас, Тея. Поверь, если и есть в мире женщина, с какой она меня хотела бы видеть, то это только ты. Но это неважно, слышишь? Неважно, чего хотела бы она. Прошлое, на то и прошлое, что должно оставаться в прошлом.
— А это тогда? Зачем ты сделал это? — встряхиваю шаром между нами. — Если прошлое должно оставаться прошлым?
— Это не значит, что его стоит обесценивать, — немного подумав, Леон сжимает в своем кулаке шар, предварительно проворачивая его в ладони. — Если бы я не испытал столько боли…за эти двадцать лет. Я бы никогда не смог оценить то, что у меня есть сейчас: ты. Аарон. Эмили.
— Мне все равно грустно. Прости, я иногда, как ребенок, — прижимаясь к нему, всхлипываю в рубашку Леона.
— Ты моя любимая женщина, Тея. Не единственная, кого я любил… да, черт возьми, это так. Но последняя, и единственная, кого я любил так сильно, что сам порой охереваю от способностей своего не самого здорового сердца, — наконец, признается Леон.
Время замирает. Звуки даже исчезают. Три с половиной года я ждала этих слов. Таких простых, как: «люблю», «любимая», «единственная». Может быть, я сплю?
Это место подозрительно сильно похоже на рай.
Я даже теряюсь с ответом, не находя в себе силы повернуть язык. Только жмусь к нему, со всей лаской и любовью, что берегу для него внутри.
— Пришло время придумать новую клятву. Нашу клятву, — продолжает Леон, и я едва ли не задыхаюсь, когда он замахивается и кидает шар в море. Он превращается в круг на воде, а после — навсегда исчезает.
— Давай, — наконец, обретаю способность говорить я. — Какую?
— «Семья — это там, где тебя любят», однажды сказала ты, но для меня эти слова ничего не значили. При всей моей обширной родословной, семьи у меня никогда не было. И целого мира не хватит… я вдруг понял, что даже гребаный земной шар не имеет никакого значения, если ты один.
— Ты запомнил… мои слова, — до сих пор удивляюсь, как много информации способен запоминать его мозг.
Остаться без памяти — точно не про Леона.
— А теперь ты запомни мои, — он вновь поддевает мой подбородок привычным жестом, чтобы заглянуть в глаза, в самую глубину моей души, которую отпустили последние страхи и сомнения. — С тобой я ее обрел. Ты — моя семья, Тея.
— А ты моя, — клянусь в ответ я, прижимая ладони к его сердцу.