– Я вернусь не раньше десяти – половины одиннадцатого. Не хочется думать, что чего-нибудь недосчитаюсь в доме. В холодильнике оставалась какая-то еда из китайского ресторана, подогрей в микроволновке. На диване в большой комнате есть постель, простыни чистые. Твою бывшую комнату я приспособил под кабинет в прошлом году.
– Понял.
– Душ тебе ни в коем случае не помешает. Губку возьми любую, но потом выброси.
Рекена встал, энергично оделся и направился к выходу. Фран побрел за ним.
– Рекена!
– Да?
– Спасибо. В любом случае, что бы ты ни решил. Спасибо.
– Увидимся.
– Я буду ждать тебя.
– Пока.
Дверь закрылась. Фран тяжело прислонился к ней и глубоко вздохнул. Ему дали шанс. От одной мысли, что его отсюда не прогнали пинками, хотелось жить. Это был почти триумф.
Рекена невидящим взглядом уставился на улицу перед собой. Он думал о том, что дружба неизменна. В отличие от друзей.
С глаз Томаса сняли повязку, и они зажглись восторгом: он увидел в гаснущем свете дня свою новую лесную крепость. Мальчик онемел и не мог двигаться, глаза сияли, как светлячки в ночной листве. Его друзья замерли при виде сооружения из дерева и веревок, которое придумала для них Анхела. Наконец та не выдержала:
– Ну, и чего вы ждете? Бегите туда!
И они побежали. Одни мгновенно взобрались на платформы по лестницам, словно выросшим из корней старого бука, другие, подтягиваясь, лезли по веревкам. Минуты не прошло, как все приглашенные на день рождения находились там, наверху, изумленно озираясь на лес, который совсем иначе выглядел сверху. Последним взобрался Томас – он был занят делом неотложным и правильным: пылко целовал мать в обе щеки.
Анхела сама была взволнована не на шутку; нога ее непроизвольно отбивала дробь. Казалось, что подарок был сделан ей, а не ею: она брала в дар ту радость, какую излучал ее счастливый ребенок, прыгая по платформе.
Дети без устали играли все то время, которое понадобилось двум супружеским парам, родителям приглашенных, Анхеле, Эстебану и Давиду, чтобы развести хороший костер из бурелома и обложить его камнями, пока не стемнело.
Дети вопили, прыгали, карабкались, взбирались, облепив всю лесную крепость, которая побывала и деревней эвоков из «Звездных войн», и пиратским кораблем у Карибского побережья, и еще дюжиной разных мест, о каких взрослые даже догадаться не могли, – по-прежнему оставаясь сооружением из дерева, металла и веревок, хорошо закрепленном на старых буках.
Костер разгорелся, наполнив лесную поляну приятным смолистым запахом горящего дерева. Стали жарить отбивные, кровяную колбасу, сосиски.
Давид размышлял о том, что за тайна скрыта в ночном костре, в этом огне, собирающем вокруг себя людей. Дело было не в приятном его запахе, конечно, и даже не в том, что созерцание пламени будит воображение. Вряд ли решающую роль играли шорохи и звуки леса, где возились и жили своей таинственной ночной жизнью десятки видов ночных зверьков и птиц. Нет, лесной костер пленял человека тем, что будил подсознательную память о древних временах, когда еще не было истории и не было времени иного, чем время жизни обитателей леса. Но не одного Давида зачаровал огонь. Дети незаметно сгрудились вокруг и в один голос стали просить Эстебана рассказать какую-нибудь историю.
– Ох, маленькие мои, не сегодня.
– Эстебан! Почему?
– Да я не собирался сегодня ничего рассказывать, ничего и не вспомню.
– Да ну тебя, Эстебан! Только одну, пожалуйста, Эстебан!
Тот слегка, не разжимая губ, улыбнулся. Тяжело, неподвижно сидя перед огнем, обвел взглядом круг освещенных пламенем лиц и вздохнул:
– Что ж… был у нас однажды странный случай во время плавания…
Гром аплодисментов грянул так, словно он уже закончил рассказ. Шикая друг на друга, дети завозились, пробираясь поближе к рассказчику и устраиваясь поудобнее.
– Шестьдесят седьмой и шестьдесят восьмой годы у меня выдались довольно холодными. Марсело, мой чилийский друг, предложил мне, когда я сидел без работы после полугодового тихоокеанского рейса на торговом судне, завербоваться на строительство чилийской метеостанции в Антарктике на острове Короля Георга, которую назвали именем тогдашнего президента Чили Эдуардо Фрей Монталва. Было мне тогда двадцать лет, и любое море казалось по колено, теплое оно или ледяное. Интересно было посмотреть на континент, о котором Марсело столько рассказывал, мы вообще увлекались с ним Южным полюсом, читали все, что попадало в руки, но, как ни готовься, разве можно приготовиться к тому, что ждет прибывшего в Антарктику? Тринадцать миллионов квадратных километров вечных льдов…
Южный полюс – это, ребята, гигантская снежная гора, она находится на противоположном полушарии, как бы в самом основании нашей планеты. Конечно, воображаемом основании. Там так холодно, что зимой, это в наших месяцах июне – июле, море замерзает, и лед плавает огромными кусками. Их называют айсбергами, и они такие здоровенные, что могут раздавить любой корабль, если он попадет между ними.