Без названия

— Ладно, и так сойдет, некогда, — махнул он рукой, натянул на желтую сорочку легкую зеленую куртку. Он любил ее за то, что в ней было много карманов. — Я пошел, запри…

С детства мать пыталась отучить Киру читать во время еды… «Это плохо для пищеварения», — наставляла мать. Но привычка сохранилась, и сейчас, прихлебывая кофе и надкусывая бутерброд с сыром, она листала «Руководство по расследованию убийств». А расследовать их ей пришлось всего два. И вот нынче — третье, если, конечно, Гилевский убит, а не стал жертвой несчастного случая. Но все равно в лежавший рядом блокнот Паскалова делала записи, планируя то, что сегодня, возможно, предстоит во время повторного осмотра кабинета Гилевского, опросов людей из окружения покойного…

Поставив посуду в мойку, она немного подкрасила губы, тронула подушечкой с пудрой нос, а в четверть девятого вышла из дому.

4

В половине первого собрались у Щербы, он позвонил Войцеховскому в кабинет криминалистики:

— Адам Генрихович, все у меня. Можете зайти?

— Да, минут через десять, — ответил Войцеховский.

Когда он вошел и сел, все повернулись к нему.

— Ну что? — спросил Щерба.

— Из заключения судебного медика следует: никаких прижизненных повреждений, внутренние органы в норме, сердце в норме, инсульта не было. Смерть наступила от черепно-мозговой травмы. Удар тяжелым предметом в затылочную часть. Предположение, что Гилевский при падении ударился головой о чугунную лапу вешалки, несостоятельно, все выступающе детали лапы округлые — я хорошо ее рассмотрел, — а характер раны позволяет говорить, что удар был нанесен предметом, поверхность которого имела грани… Возьмите, Кира Федоровна, можете подшить к делу, — протянул он Паскаловой листок с актом судебного медика. — И, думаю, можно возбуждать уголовное дело по факту убийства. Да вот еще что: обнаруженные «пальцы» в кабинете Гилевского принадлежат одному человеку: Гилевскому.

— Как будем работать? — спросил Джума.

— А ты уже знаешь, с кем «работать»? — хмыкнул Войцеховский. — Ты что больше всего любишь, Джума? — спросил он.

— Случайность и совпадение. С ними так хорошо получается, как с любимой женщиной.

— Ну-ну, Бог в помощь, — усмехнулся Войцеховский.

— Кира Федоровна, я думаю вам надо еще раз хорошо осмотреть кабинет Гилевского, — сказал Щерба. — Поговорите с замдиректора музея, с другими сотрудниками.

— Я кое-что себе наметила, — ответила Паскалова.

— Ищите орудие убийства, оно может быть самым неожиданным и в самом неожиданном месте, — сказал Войцеховский. — Ты, Джума, ищи родственников, и вообще пройдись по своим связям, поковыряй старые дела о хищениях из музеев, картинных галерей. Там может быть наш «клиент» или «клиенты»…

Паскалова пришла в музей после перерыва. Дежурная вахтерша Настасья Фоминична сидела на своем месте. Кира представилась.

— Молоденькая, а уже следователь, — прореагировала вахтерша.

— Настасья Фоминична, в тот день накануне закрытия музея никто не пытался назойливо войти перед закрытием музея?

— Нет, без пятнадцати пять я уже билеты не продавала. Да и желающих не было. Нынче и в хороший день их не густо. Отвык народ от музеев… Ужас-то какой у нас, а?!

— А вы хорошо знали Гилевского?

— А как же, почитай четверть века я тут. Всех хорошо знаю, кто остался. Уволилось-то за эти годы много. Кто и на пенсию уже ушел, кто помер, царство им небесное.

— Гилевский что, действительно одинокий?

— Женат вроде и не был. Имелась троюродная сестра, дак померла годов пять назад.

— А что он был за человек?

— Одно слово — ученый. Строгий.

— С коллегами ладил?

— У него коллег не было. Он сам по себе. Придет, бывало, не к девяти, а к половине девятого. Я ради него тоже приходила на полчаса раньше. А домой уходил поздно, не спешил. Видать, работал много, да и что его дома ждало?

— Кто же обихаживал его? Старик ведь.

— Сам себя обихаживал. Он на вид старик, а так иному молодому нос утрет. Видела, как он зимой по гололеду ходит: не шаркаючи, а как юноша, ровненько, не боясь.

— В промежуток между концом вашего рабочего дня и приходом охранника никто не выходил из музея, кого бы вы не знали в лицо.

— Нет. Разве что корреспонденты вывалились. Четверо их было. Шумные.

— И вошло столько же?

— Наверное.

— Замдиректора у себя сейчас?

— А где ему быть? Видать, хлопочет, как похоронить с почетом покойного.

— Ну хорошо, спасибо вам, — Паскалова вышла из-за загородки и поднялась на последний этаж. Вошла в приемную. Напротив друг друга две двери — одна в кабинет директора музея, другая — к заму. В приемной никого не было. Постучалась, и не дожидаясь ответа, вошла.

Антон Сергеевич Ребров был человеком среднего возраста, худощавый, с пышной, какой-то веселой юношеской шевелюрой почему-то, как показалось Кире, не соответствовавшей лицу — измученно осунувшемуся, на котором просительно-тоскливо, мол, «что вам еще от меня нужно?», выглядели глаза.

Он узнал ее, суетливо поднялся, предложил сесть, предупредительно отодвинув от стола стул.

— Что же теперь делать? — неожиданно спросил он у Паскаловой.

Кира удивилась вопросу.

— В каком смысле? — спросила.