— Это не проблема, — он снял трубку, позвонил. — Аркадий Петрович у себя?.. Войцеховский из прокуратуры области… Хорошо… Аркадий Петрович? Привет, Войцеховский… Как она, жизнь? Ну и слава Богу… Дельце у меня пустяковое: установить надо, кому принадлежит телефон… — он продиктовал. — Минут через пятнадцать? Жду. — И уже Кире: — Обещал через пятнадцать минут перезвонить. Это начальник абонентного отдела.
— Я буду у себя, — сказала Кира.
— Я вам позвоню…
Позвонил он через полчаса:
— Записывайте, Кира Федоровна: телефон этот принадлежит коммерческому банку «Прима-банк».
— Спасибо…
Через пять минут она уже звонила в банк:
— Будьте добры, мне нужен Вадим, — сказала, когда там отозвался женский голос.
— Какой Вадим?
— У вас что, их несколько?
— А кто спрашивает?
— Знакомая.
— Нет, у нас один драгоценный Вадим Пестерев. Но он уехал на байдарке.
— На какой байдарке?
— Он с друзьями каждое лето уходит на байдарке, когда в отпуске.
— А давно он в отпуске?
— С двадцать третьего июня.
— А когда должен вернуться?
— Слушайте, девушка, что вы мне допрос устроили? — трубку положили.
«Итак, некто Вадим Пестерев, уехал в отпуск через два дня после убийства Гилевского, — механически отметила Кира. — Кто же он, кем работает в банке, почему в кармане пальто Гилевского оказался его номер телефона?..»
Одну за другой Джума обходил нотариальные конторы. И только в четвертой он наткнулся на то, что искал. Старший нотариус, повертев в руках удостоверение Джумы, откровенно сказал:
— Вас только мне не хватало. Вы видели, какая очередь в коридоре?
— Видел. Даже меня к вам пускать не хотели, еле пробился.
— Вам это срочно?
— Конечно, иначе бы просто письменно обратился.
— Хорошо. Можете пойти погулять часок-другой. Это надо искать. Вы ведь даже не знаете, есть ли эта бумага у нас, что за бумага, не знаете, когда сдана нам.
— Я зайду через час-полтора, — покорно согласился Джума, прикидывая, что за это время он успеет сбегать в ОВИР, там будет попроще…
В ОВИРе он прошел сразу к начальнику. Знакомы они не были, но Джума еще с порога достал свое удостоверение и это решило исход дела, потому что начальник, вскинув голову, в упор и недовольно уставился на Джуму, едва тот вошел. Сегодня у него был неприемный день.
— Ты сядь, — сказал он Джуме, выслушав его просьбу, и по внутреннему телефону сказал кому-то: Зайдите ко мне.
Через минуту вошла толстая немолодая женщина в форме майора.
— Валя, поройся у себя, — сказал ей начальник, — поищи Гилевский Модест Станиславович, гостевая поездка. Сдавал ли документы, получил ли и когда?
— Это сейчас нужно? — спросила толстая Валя.
— Да. Это майор Агрба из уголовного розыска, — кивнул он на Джуму.
— Понятно, — Валя вышла.
— Ты себе сиди, майор, а я займусь своими бумагами, — сказал начальник Агрбе, указав на высокие стопки бумаг, паспортов по обе стороны стола.
— Я думал, у нас больше этого добра, — сказал Джума.
— А в приемный день вообще спятить можно. И с каждым надо вежливо, выслушать, осушить слезы… — и он принялся за свои дела, а Джума сидел обок, ждал и тоскливо смотрел в окно, где виднелась верхушка дерева и последний этаж жилого дома.
Ждал он минут сорок, когда вошла Валя и, не глядя на Джуму, доложила начальнику:
— Был такой. Документы по приглашению от некоего Кевина Шобба из США он сдал двенадцатого февраля. Когда они были готовы, послали ему извещение, в мае. Но он пришел и отказался, зря только испортили паспорт. Почему отказался, не помню. Все?
— Спасибо, Валя, — сказал начальник. — Все.
Она вышла.
— Все ясно, — поднялся Джума. — Извини, что отнял время.
Начальник махнул рукой, мол, не ты первый, не ты последний. С этим Джума и удалился…
В нотариальной конторе народу поубавилось — до перерыва оставалось минут двадцать. Старший нотариус пребывал в той же степени любезности, с какой встретил Джуму, но был уже поспокойней, сказал:
— Нашли мы. Гилевский заверил у нас завещание и оставил на хранение. Вот, если угодно познакомиться, — он протянул страничку.
Джума неторопливо читал, чтоб запомнить, ибо понимал, что Паскалову это заинтересует. Прочитав, возвратил нотариусу.
— Будете производить выемку? — спросил нотариус.
— Это уже как следователь решит. Благодарю…
Он шел домой. В прокуратуре был перерыв, Джума не знал, застанет ли Паскалову. Да и есть хотелось. Нади дома не оказалось, ушла куда-то с детьми. Он поочередно открыл крышки кастрюль на плите, полез в холодильник. Нагрел свиные щи с большим куском мяса, на сковородке подогрел вареную фасоль, развел в мисочке польский грибной соус и сел обедать. Во время еды размышлял и пришел к выводу, что в деле Гилевского не очень-то продвинулись, невесело подумал, что еще надо будет отработать восемь фамилий тех коллекционеров, которые дал ему «Сладкий». Восемь человек! Та еще работенка… В коридоре хлопнула дверь, послышались детские голоса. Вернулась Надя.
— У тебя ничего не подгорело на плите? — спросила. — Что-то запах подозрительный.
— Все, что могло сгореть, уже у меня в животе.
Вбежали дети, окружили его.
— Папка пришел!
— У него в животе!
— Па, когда на аттракцион пойдем?..