«Без меня баталии не давать»

   — Переглянулись да и говорят, вы, мол, это напишите на бумаге, мы, мол, посмотрим.

   — Вот те на. Это они нам должны писать, — удивился Пётр. — Всё с ног на голову оборотили.

   — И мы им то же самое.

   — А они?

   — А что они? Своё гнут, пишите, мол. Вот поэтому я и не приехал к тебе после первого совещания, писал всё. Франц твой не помощник, я, грит, по-русски плохо пишу, а вот пьёт по-нашему, очень хорошо.

   — Узнаю Лефорта, — засмеялся Пётр. — Этот с Ивашкой Хмельницким закадычный друг. Пусть его. Зато на аудиенциях он как рыба в воде, не то, что мы, пнями неумытыми. Ну и что на втором заседании?

   — На второе позавчера собрались. Опять они вдевятером, мы — втроём. Франц твой с перепоя не очухался. Я депутатам бумагу читаю, а он мне в ухо бубнит: «Федя, башка трещит, отпусти опохмелиться». А я ж не могу и бумагу читать и ему отвечать, дёргаю его за фалды: сиди, мол. Слава Богу, понял, замолк.

   — Ну и как после зачтения?

   — Как, как? А никак. Взяли мою бумагу, прочитали её, меж собой опять шу-шу. Да и говорят: мы, мол, это сами решить не можем, это, мол, надо на Генеральных штатах обсудить с депутатами.

   — Издеваются, — сказал Пётр. — А насчёт союза закидывали слово?

   — Какой там союз, Пётр Алексеевич? Они только что с французами мирный договор подписали.

   — Ратифицировали?

   — Да нет пока. Но это дела не меняет. Как я и предполагал, на французов кивают, мол, если заключим с вами, Париж обидим.

   — Вот свинство, — отодвинул Пётр пустую кастрюлю. — В Бранденбурге союз навеливали[54], здесь табанят[55]. Отчего так-то, Фёдор Алексеевич?

   — Да что тут не понять, Пётр Алексеевич. В Бранденбурге шведов боятся, им союз с Россией крайне нужен. А голландцам какой интерес с нами связываться? Турки от них за тридевять земель, и потом, они же со Средиземноморьем торг по морю ведут. Зачем им с султаном ссориться?

   — М-да, осечка получается, — вздохнул Пётр. — Когда у вас с ними третье совещание?

   — Послезавтра, шестого.

   — Ну что, Фёдор Алексеевич, делать будем? Чую я, и на третьем будут пустышку тянуть.

   — Да уж, видно, так.

   — Обидно, чёрт побери. Хотел корабль кончить, пока вы там с ними басни травите.

   — А много ещё делать-то?

   — Да на месяц возни достанет. Обшивку кончим, за палубу возьмёмся, а там ещё каюты, шканцы, конопатка, смоление, уж не говоря о рангоуте и такелаже. Дай Бог где-то к середине ноября кончить.

   — До середины ноября мы не дотянем с ними, Пётр Алексеевич. Возницын вон и тот не выдерживает, ещё, грит, два-три таких совещания — и я, грит, их душить учну.

Пётр посмеялся, вполне сочувствуя возницынскому желанию, потом посерьёзнел:

   — Да, смех смехом, а придётся вам, Фёдор Алексеевич, на третьем совещании, если так дальше пойдёт, просить дать Великому посольству прощальную аудиенцию.

   — Придётся, — согласился Головин. — Куда денешься. Но учти, Пётр Алексеевич, как только они дадут нам прощальную аудиенцию, снимут с содержания.

   — Ну что делать? Будем на свои деньги харчиться, чай, в шею-то не выгонят. Корабль я должен кончить.

   — Да, Пётр Алексеевич, пришла нам ведомость: французский эмиссар в Стокгольме склоняет шведов на поддержку де Конти против Августа.

   — Вот же суки, а! Передай Лефорту, пусть напишет шведскому канцлеру Оксениггерну, дабы он пресёк происки французов.

   — Мы уже говорили с шведским послом в Гааге на эту тему. Но он божится, что, мол, Москва может не опасаться, что-де шведский король к Августу благоприятен.

   — Ну посол послом, а Оксенштерну Лефорт пусть напишет официальное письмо. И ещё, свяжись с Данией, склоните её как угодно, хоть «сорочками», не пропускать французские корабли в Балтийское море на помощь де Конти. Что из Вены?

   — Из Вены вести хорошие. Евгений Савойский наголову разбил турок при Зенте.

   — Как бы не оборотилось это «хорошее» нам к худу. Леопольд отберёт у султана часть Венгрии, Трансильванию и успокоится. Сам же говорил, он готовится к дележу испанского пирога.

   — А наш агент из Вены пишет, что австрийцы хотят на Белград идти.

   — Сдаётся мне, врёт твой агент, Фёдор Алексеевич. А не врёт, так его там за нос водят. Как бы то ни было, сейчас и нам на турка можно ударить, пока они от Савойского не очухались.

   — Напиши сам в Москву, Пётр Алексеевич. Пусть ударят. Тогда и у нас какой-никакой козырь будет.

   — Напишу сегодня же.

В дверях появился мастер Поль.

   — Что, Геррит? — спросил Пётр.

   — Герр Питер, ты бы помог своим ребятам брус волочь на борт.

   — Сейчас, мастер, — вскочил Пётр, беря с лавки рабочие рукавицы. — Пожди, Фёдор Алексеевич, я скоро.

Оставшись в комнате один, Головин прошёл к столу, взял лежавшую там уже законченную гравюру, всмотрелся:

   — Эх-хе-хе, Пётр Алексеевич, уж не себя ли ты тут изобразил, что-то союзниками и не пахнет. Не надорвался бы один-то.

А бомбардир в это время, ухватив конец верёвки, захлестнувшей брус, командовал своим волонтёрам, соблюдая ритм:

   — Раз! Два! Подали-и!

И брус подавался на фут от общего мгновенного усилия.

   — Все вы лодыри-и!

Ещё на фут продвигался брус. Алексашка рядом с Петром, но за другой конец верёвки держится, весело подхватывает:

P-раз! Два! С маху-у!
Тя-нем сваху-у!