Стоялыми жеребцами ржут волонтёры, но дружно, под каждую строчку, напрягая силы, подвигают брус. Затащили на палубу, отирают пот, развязывают с бруса верёвки.
Пётр сбежал по трапу с корабля, увидел вышедшего на улицу Головина.
— Что, Фёдор Алексеевич, уезжаешь?
— Да поеду я. Ваш мастер Поль и так уж косится на меня, отвлекаю вас от работы.
Пётр проводил Головина до тележки, прощаясь, решил сообщить хоть что-то приятное:
— Да, Фёдор Алексеевич, я у Витзена из-под носа склюнул литейного мастера, — и засмеялся, довольно потирая руки.
— Как склюнул?
— А просто. Он привёз меня в литейку, а сам ушёл куда-то в дирекцию. Ну я разговорился с литейщиком, неким Вильгельмом Геннином. Ну и сосватал. Готов ехать к нам хоть завтра. Я ему задаток дал.
— А Витзен как к этому отнёсся?
— В том-то и дело, он этого не знает. Он меня уж сколько «завтраками» кормит, когда я начинаю горных мастеров просить. Знать бы, давно сам такого отыскал бы. Виниус уж ругается в письмах, и правильно делает. Так что вы там шибко не расстраивайтесь, если ничего не получится. Добейтесь от них хотя бы разрешения для нас нанимать свободно людей. И за то спасибо.
— Попробуем, Пётр Алексеевич.
— Ну и закупку имущества морского.
— Хорошо, хорошо.
— Да как можно далее отодвиньте прощальную аудиенцию.
— Сделаем насколько возможно. Постараемся.
Пётр проводил Головина, вернулся на верфь, взялся опять за топор. До вечера было ещё далеко, работы выше головы.
20
Чтоб не морщились
В последнее воскресенье октября Пётр сказал Меншикову:
— Сбрасывай, Алексаха, рабочее платье. Ныне отдохнёшь со мной с пользой, не всё ж с Ивашкой Хмельницким. Да и Гавриле не худо бы проветриться.
Велено было принарядиться и Головкину Гавриле Ивановичу.
Меншиков побрился, умылся, переоделся в голландский короткий кафтан, чулки, туфли с серебряными пряжками. Картинка — не узнать, только по рукам натруженным и можно было определить, чем занимается сей франт.
Переоделся и Гаврила Головкин в голландское платье. Выехали втроём в карете.
— Куда хоть едем-то, мин херц? — спросил Меншиков.
— В город Лейден, Александр, к профессору Бургаве[56].
— К профессору — это хорошо.
— Вы там на верфи кроме сучков ничего не видите, а в Голландии есть что посмотреть, есть чему поучиться. Вот хотя бы дороги возьмите, вишь какие ровные, ухоженные. А в России? За Тушино выедешь — и по уши в рытвину, в грязь.
— Сравнил тоже Голландию и Россию. У них её можно в два-три дня всю обскакать. А Россию? До Китая за год не доскачешь.
— А деревни? Домики аккуратные, палисаднички, цветы. А у нас? По улице не проедешь, дохлых кошек, мусор прямо на дорогу, избы крапивой, лебедой заросли. На крышах козы пасутся. Срамота.
— Тут ты прав, мин херц, токо забыл для полной картины пьяного мужика в лебеде.
— Тебе, Алексаха, зубы бы поскалить, а у меня сердце болит. Ну чем мы их хуже? Чем? Работать умеем. Вон Поль, мастер наш, дал сроку для спуска корабля декабрь, а мы его через пару недель спустим.
— Но мы и пить умеем, мин Херц, не голландцам чета.
— При чём тут «пить», среди них тоже есть питухи, нашим не уступят. Главное у них — стремление к лучшему, к порядку, к чистоте. Вот чему учиться надо. А наши? Князей мне приходилось палкой на учёбу гнать. А? Это как? Что ж тогда с простолюдина спрашивать?
— Их, мин херц, природа воспитывает. Природа. Земли мало, да и над той вечно угроза с моря, того гляди, плотину прорвёт да и рванёт на поля. Голландцу некогда в лебеде лежать, плотину надо обихаживать. Забудь про неё — вмиг без земли окажешься. Вот он и исхитривается, разные машины делает, мельницы ветряные и водяные. А наш мужик что? Над нами, мол, не каплет. А если закапает, так и то хорошо, жито доброе вырастет.
— Да наш мужик только на Бога и надеется, это ты прав, Алексаха. Но ничего, воротимся, раскачаем и его. Вон адмиралтеец наш Протасьев Александр Петрович пишет из Воронежа, что очень хорошо кумпанства наши корабли строят. Воротимся домой, есть на чём будет Чёрное море у султана воевать. Так что годится и наш мужик для кой-чего. Годится.
— Они там хоть для нас строят, мин херц. А мы для какого дяди стараемся?
— Для себя, Данилыч, для себя. Мы здесь навыка, опыта набираемся, как правильно корабли строить. В Воронеже всё на глазок, а здесь всё по чертежу, по плепорциям...
Пётр умолк, словно натолкнулся на какую-то преграду, заставившую забыть о разговоре. Но молчал недолго.
— М-да... Плепорции... Как я заметил, и наш мастер Поль не во всём дока, не во всём. А ведь он лучший мастер в Ост-Индской компании. Спрашиваю его: как рассчитать корабль, ещё не построенный, чтоб он отвечал заданным требованиям — остойчивость, грузоподъёмность, скорость? А он не знает этого. Спасибо хоть, что честно признается.
— А кто ж эту науку должен знать? — спросил Головкин. — Да и есть ли она?