Молодая женщина повиновалась и с помощью Патрика влила в рот умирающей несколько капель питья. С невообразимым терпением и ловкостью она продолжала это дело, несмотря на конвульсивные движения Мэри, несмотря на то, что челюсти больной невольно сжимались, несмотря ни на что. Это продолжалось около получаса. Благодаря ловкости миссис Клавдии, Мэри выпила всю чашку, не пролив ни капли. Факир безмолвно стоял и смотрел, ни один мускул не дрогнул на его неподвижном, как маска, бронзовом лице. Наконец, он глубоко вздохнул и сказал своим грубым голосом:
– Она благополучно выпила это питье… Значит, лекарство подействует… Сударыня, продолжайте давать его, теперь она покроется обильным потом, после этого уснет и завтра будет здорова.
– Ах, благодарю, факир! – воскликнул Бессребреник. – Благодарю за твой поступок, всю цену которого я глубоко понимаю и чувствую!
Только тут капитан заметил, что факир сильно побледнел, как бледнеют цветные люди: его щеки и губы сделались пепельно-серого цвета. Он отступил на несколько шагов, и капитан услышал, как он прошептал:
– Только для вас я решился нарушить свою клятву, Сагиб! Дитя будет жить… но я погибну, как все те, которые нарушили клятву крови!
Его предсказания стали сбываться в полной точности. После того как Мэри выпила четвертую чашку таинственного лекарства, она покрылась невероятно обильным потом. Этот пот, имевший запах болотных испарений, продолжал выступать в течение трех часов; сразу после этого молодая девушка заснула крепким, тяжелым, словно свинцовым, сном. На следующее утро она проснулась разбитая, бессильная, но с ясным сознанием, как и до болезни; страдания ее прекратились, и она улыбалась окружающим, которые почти обезумели от радости, видя ее здоровой. Миссис Клавдия наклонилась над ней, как ангел доброты и утешения.
– О, – сказала Мэри, с живостью сжимая ее руки, – я была очень близка к смерти, и вы спасли меня!
– Нет, дитя мое, я не хочу принимать незаслуженной благодарности… Вот тот, кто спас вас от смерти и чье имя мне даже неизвестно. Это наш добрый факир.
Молодая девушка обернулась к факиру, ласково протянула ему руку и, устремив на него свои кроткие, блестящие, большие глаза, сказала:
– Друг, я обязана тебе жизнью: я этого никогда не забуду. Вот тебе моя рука в знак искренней дружбы и неизменной благодарности.
Но факир, широко раскрыв испуганные глаза, попятился назад, как будто увидев свирепого тигра.
Не будучи в состоянии произнести ни слова, обуреваемый сильными и противоречивыми чувствами, не испытывая более прежней жажды мести, в ярости на себя за уступку, но в то же время несколько смягченный своим добрым поступком, фанатик убежал к слону Раме, который, захватывая хоботом, сколько мог, вкусных злаков, покрывавших землю, с удовольствием их поедал. Только Бессребреник, который читал теперь в этой мрачной душе, как по книге, понимал причины его волнения и бегства. Но Марий воскликнул:
– Он, без сомнения, хороший человек! Да только его что-то укусило: скорпион, тарантул или просто пара майских жуков!
Теперь, когда опасность миновала, все начали нервно смеяться по поводу его замечания, подобное часто случается с людьми, только что стоявшими на краю гибели: в этом случае радость выводит их из обычного равновесия и делает более оживленными.
Кончилось тем, что все забыли об ужасных и многочисленных врагах, угрожающих со всех сторон. Действительно, можно было считать просто чудом, что вчерашние враги до сих пор не возобновили своих попыток. Надо было скорей уезжать, и факир, которого никогда нельзя было упрекнуть в нерадении, молча делал все нужные приготовления. Рама, которого отвлекли от его обеда, ласково зарычал, когда Бессребреник погладил его по хоботу, он не отходил от своего друга все время, пока к нему ремнями подвязывали гауду, висевшую до тех пор на ветке дерева.
– Ну, дети мои, – весело воскликнул капитан, – в дорогу! Переход будет долгим и трудным, но зато последним. Через 12 часов мы будем в безопасности!