Закончив громить помещение, косолапый с ревом швырнул в терминал тяжелый стол. Мебель летела так, словно ее выпустили из добротной катапульты. В обычной жизни такой предмет выломал бы не только компьютерный экран, но и кусок противоположной стены. Здесь же черный стол отскочил от погасшего монитора и едва не полетел в меня.
– Бурелом, прекрати.
– Не прекращу, – говорил медведь. Отсутствие интонаций у механического голоса вводило в дрожь сильнее, чем самые искренние ноты.
– Тамара, – обратился Бурелом к бестелесному голосу. – Я не хочу умирать.
– Твой заказ непонятен.
– Что тут непонятного? Я подыхать не хочу, ты слышишь? Меня бабушка ждет. Я попросил ее не входить в комнату сутки, заперся на ключ. Попросил мне гречки сварить на завтрашний обед. Я даже домашку сделал всю, чтобы ничто от игры не отвлекало. Думал, если что случится – выйду. А теперь не могу.
– Бурелом, ты? Там на терминале новые заказы, хватай любой.
Медведь начал царапать терминал с диким скрежетом, раздирающим уши, проникавшим в мозг.
– Ты меня понимаешь? – медленно проговорил он. – Конечно, понимаешь, я знаю. Ты же разбираешь мой голос, должна врубиться, что мне надо. Я заперт здесь и не могу выйти. Если я буду остаток жизни разносить еду в этом городе – сорвусь и кого-нибудь убью. Но и тогда мне не дадут выйти. Система говорит, чуть что – попаду в отсек, откуда уже не выпустят, и хана. За что? За что?!
– Бурелом, прекрати.
– Да ты, сука, меня не слышишь?! – Голос стал громче раза в три. – Я не могу выйти! Я хочу выйти! Эй, работодатель, помоги мне! Если мы не решим вопрос, то завтра с утра меня поджарят как кусок бекона, ты не врубаешься?!
– Бекон, один кусок, – равнодушно сказала менеджер. – Принято. Пить что-нибудь будете?
Бурелом сидел несколько мгновений, затем устало ткнул в терминал.
– Заказ на пирожки в ТЦ на проспекте Мира, – вымолвил он, выдавая горечь своего положения сгорбленной спиной. – Пирожки это… по-домашнему.
– Пирожки на проспект Мира. Приняла. За пятнадцать минут справишься?
– Да куда я денусь… – проговорил Бурелом, принимая поднос и ссыпая его в пакет. Даже в черно-белой проекции с максимально выкрученным контрастом было видно, до чего бережно медведь упаковывал пирожки в ранец. На нем появилась недостающая лента портупеи – видимо, он как раз прокачал соответствующую экипировку. Город не собирался его выпускать. В этой жизни младший курьер мог дослужиться только до старшего курьера.
Бурелом вышел в черный проем вместо двери, и мрак рассеялся, возвращая меня в ресторан.
– Кто здесь? – послышался голос вечного работодателя по ту сторону терминала. – Вы пришли наниматься на работу? Коренным премия, Гостям быстрое оформление!
– Да пошла ты, – бросил я, выходя наружу и надеясь, что знакомые очертания проспекта развеют налипшее чувство непонятного стыда.
Глава 14. Дуэль
На фоне освещенного города я едва заметил всплывший экран. Надо бы ему яркость настроить.
Мне захотелось почесать затылок, но я сдержался. Многовато опыта отсыпали, не поспоришь. За Шанталь было два очка, за медведя – сразу три. Или же тут прогрессивная шкала.
Ничего покупать в магазине я не стал, следуя прежнему плану: обходиться по возможности своими силами. И попутно придумал, как помочь Бурелому завершить этап его квеста без надобности возвращаться в ресторан. В приступе любви к ближнему я направился на территорию снесенного стадиона, где меня, по словам медведя, должны ждать некошеные поля по прокачке журналистики.
Очевидно, Бурелом то ли забыл, то ли не знал мой основной профиль, потому что я наткнулся на обилие беспорядочно расставленных палаток, символическое оцепление полиции и толпу, состоящую преимущественно из женщин. Даже не преимущественно, а исключительно из женщин, потому что мужики шатались с озадаченным выражением лица, то и дело пытаясь вырвать дам из стихийного отряда.
Бурелом стоял неподалеку, между пожарной машиной и сломавшимся скутером, и любовался собравшейся толпой. Завидев меня, он не изменил позы.
– Красота, – произнес он. – Смотрю и тащусь.
– На что тут смотреть? – спросил я. – На сбор НПС?
– Не НПС. Сейчас мы на реал смотрим. Там, в настоящем мире, живые люди ходят возле бывшего «Олимпийского», выражают позицию, даже если я ее один хрен не понимаю, – но эта позиция существует. Ее не сервак изобрел, а реальные человечки. Мы с тобой тут как внутри телевизора сидим, по которому стримят реал. Даже отвлекать их не хочется.