Быстрым шагом он пересек стоянку возле «Красного яблока». К магазину подъезжала полицейская машина с голубыми мигалками. На него посыпались вопросы:
Глава 3
Эд и Элен Дипно жили в маленьком особнячке — шоколадно-коричневом, ухоженном, как игрушка, домике вроде тех, что пожилые женщины часто называют милыми, — на четыре номера выше двухэтажного дома, в котором обитали Ральф и Билл Макговерн. Кэролайн любила повторять, что семейство Дипно принадлежит к «Церкви Современных Яппи»[16], хотя ее искреннее расположение к ним лишало эту фразу всякой ядовитости. Элен и Эд были умеренными вегетарианцами, считавшими как рыбу, так и молочные продукты вполне удобоваримыми, на последних выборах они голосовали за Клинтона, и на бампере машины, стоявшей на подъездной дорожке — теперь это был уже не «датсун», а новенький микроавтобус одной из последних моделей, — красовались наклейки с надписями: РАСЩЕПЛЯЙТЕ ДЕРЕВО, А НЕ АТОМ и МЕХ НА ЖИВОТНЫХ, А НЕ НА ЛЮДЯХ.
Дипно наверняка до сих пор хранили все пластинки, которые были приобретены в шестидесятые — Кэролайн считала эту черту одной из наиболее приятных в них, — и теперь, когда Ральф подходил к особнячку, сжав кулаки, он услышал, как Грэйс Слик, подвывая, напевает песню, популярную некогда в Сан-Франциско:
Музыка раздавалась из динамика размером с почтовую марку, стоявшего на миниатюрном крылечке. Оросительная установка вертелась на лужайке и издавала негромкое
Ни дать ни взять — чудесный летний пейзажик; идиллическая сценка из безмятежной жизни в маленьком городишке, которую вполне мог бы изобразить Норман Рокуэлл[17]. А потом озаглавить: «Воскресный полдень». Вот только нужно бы счистить кровь с суставов пальцев Эда и стереть капельку крови с левой линзы его круглых, как у Джона Леннона, очков.
— Ральф, ради Бога, не ввязывайся в драку! — прошипел Макговерн, когда Ральф сошел с дорожки и двинулся через лужайку. Он прошел через холодный душ оросительной установки на лужайке, почти не почувствовав его.
Эд повернулся, увидел его, и лицо у него расплылось в солнечной улыбке.
— Эй, Ральф! — сказал он. — Рад вас видеть, дружище!
В своем воображении Ральф увидел, как он подходит, толкает кресло Эда, переворачивает и вытряхивает его хозяина на лужайку. Он увидел, как глаза Эда расширяются за линзами его очков от шока и изумления. Видение было столь реальным, что он увидел даже, как солнце отразилось в циферблате часов Эда, когда тот пытался сесть.
— Возьмите себе пивка и присаживайтесь, — тем временем говорил Эд. — Хотите, сыграем партию в шахматы…
— Пивка? Партию в
Эд сразу не ответил, а лишь взглянул на Ральфа испуганно и одновременно злобно. Удивление в его лице перемешалось со стыдом; у него был в эту минуту взгляд человека, готового выпалить:
Ральф ткнул пальцем вниз с холма, мимо Макговерна, который стоял — он бы укрылся, если бы там было за чем укрыться, — возле мокрого пятна на дорожке, тревожно наблюдая за ними. К первой полицейской машине присоединилась вторая, и до Ральфа доносился треск радиосигналов из их открытых окон. Толпа сильно выросла.
— Полиция прикатила из-за
— А-а, — сказал Эд и уныло потер свою щеку. —
— Да,
Эд уставился мимо него на полицейские машины, на толпу, собравшуюся у «Красного яблока»… А потом увидел Макговерна.
— Билл! — крикнул он. Макговерн отшатнулся. Эд или не заметил этого, или сделал вид, что не заметил. — Эй, дружище, подсаживайтесь! Хотите пивка? Холодненького…