Бессонница

Вот Розали — хромавшая сильнее, чем обычно, в это утро и выглядевшая такой же усталой и разбитой, каким ощущал себя Ральф, — нашла что-то похожее на крупную говяжью кость и потрусила прочь, зажав ее в зубах. Ральф следил за ней, пока она не скрылась из виду, а потом просто сидел, сложив руки на коленях и уставившись на молчаливый квартал, где оранжевые фонари с лампами высокого накаливания лишь усиливали иллюзию, будто Харрис-авеню не что иное, как сценическая декорация, опустевшая после того, как закончилось вечернее представление и актеры разошлись по домам; фонари светились, как прожектора в сужающейся перспективе — сюрреалистической, похожей на галлюцинацию.

Ральф Робертс сидел в кресле, в котором за последнее время провел так много ранних утренних часов, и ждал, когда свет и движение вторгнутся в безжизненный мир под ним. Наконец первый двуногий актер — рассыльный мальчишка Пит — появился на сцене справа на своем «рэйли». Он катил на велосипеде вверх по улице и расшвыривал свернутые газеты из перекинутой через плечо сумки, каждый раз довольно точно попадая в то крыльцо, в которое целился.

Ральф какое-то время наблюдал за ним, потом испустил вздох, который, казалось, исторгся аж из самого подвала, и встал, чтобы заварить себе чай.

— Что-то я не припомню, чтобы хоть когда-то я читал про такое дерьмо в своем гороскопе, — глухо произнес он, открыл кран на кухне и начал наполнять чайник.

5

Это долгое утро четверга и еще более долгий день преподали Ральфу ценный урок: не насмехаться над тремя или четырьмя часами сна по ночам только лишь оттого, что всю свою жизнь он прожил с ошибочным представлением, будто у него есть право на как минимум шесть, а обычно — семь. Это также послужило отвратительным предвидением: если положение не исправится, подобное самочувствие может стать постоянным — он будет чувствовать себя так большую часть суток. Черт, все время. Он уходил в спальню в десять, а потом снова в час, надеясь, что хоть ненадолго уснет — сойдет и четверть часа, а полчаса станут просто чудесным спасением, — но не мог даже задремать. Он жутко устал, но ему ни капельки не хотелось спать.

Около трех часов он решил приготовить себе чашку супа «Липтон». Наполнив чайник водой, он поставил его кипятить и открыл шкаф над столиком, где держал приправы, специи и различные пакетики с пищей, которую, похоже, едят лишь астронавты и старики — порошок нужно лишь развести в горячей воде.

Бесцельными движениями он передвигал жестянки и бутылочки, а потом просто глазел какое-то время в шкафчик, словно ожидая, что коробка с суповыми пакетами волшебным образом появится в том пространстве, которое он освободил. Когда она не появилась, он повторил весь процесс, только на этот раз передвигая предметы обратно на их места, после чего снова уставился туда в вялом замешательстве, которое в последнее время (к счастью, Ральф об этом не знал) становилось доминирующим выражением на его лице.

Когда чайник заорал, он поставил его на одну из задних конфорок и снова уставился в шкаф. В голове у него забрезжила — медленно, очень медленно — мысль, что, должно быть, он съел последний пакетик супа «Липтон» вчера или позавчера, хотя при всем желании не мог этого вспомнить.

— Что тут удивительного? — спросил он у коробочек и бутылочек, стоящих в раскрытом шкафчике. — Я так устал, что уже не помню, как меня зовут.

«Нет, помню, — подумал он. — Леон Рэдбоун. Вот так-то!»

Шутка была не из лучших, но он почувствовал, как слабая улыбка — легкая как перышко — тронула его губы. Он прошел в ванную, причесался и спустился вниз. А вот и Оди Мерфи — делает вылазку на вражескую территорию в поисках съестных припасов, подумал он. Первая цель: одна коробка куриного «Липтона» и пакетики рисового супа. Если обнаружение и взятие этих объектов окажется невозможным, я перехожу ко второй: лапша с говядиной. Я знаю, задание рискованное, но…

— …Но лучше всего я действую в одиночку, — закончил он, выходя на крыльцо.

Старая миссис Перрайн, случайно проходившая мимо, окинула Ральфа острым взглядом, но ничего не сказала. Он подождал, пока она пройдет чуть дальше по тротуару, — в это утро он не чувствовал себя способным на разговоры с кем бы то ни было, и уж менее всего с миссис Перрайн, которая в свои восемьдесят два все еще умела отыскивать для себя стимулирующую и общественно полезную работу для подразделений морской пехоты на Паррис-Айленде. Ральф делал вид, что изучает паукообразное растение, свисавшее с крючка под карнизом крыльца, пока она не отошла на безопасное, по его мнению, расстояние, а потом перешел через Харрис-авеню и зашагал к «Красному яблоку», где и начались настоящие беды.

6