Бессонница

Он не знал, что должен почувствовать, увидев Эда по прошествии такого количества времени и в таких обстоятельствах, но укол сожаления – не просто жалости, а именно сожаления – очень сильно его удивил. Как и в тот день в 92-м году, когда Эд врезался в грузовичок садовников Вест-Сайда, на нем была старая выцветшая футболка вместо обычного строгого костюма, застегнутого на все пуговицы. Он очень сильно похудел – по прикидкам Ральфа, фунтов на сорок – и поэтому сильно изменился. Сейчас он выглядел как некий романтический или готический герой, а вовсе не как истощавший ученый. Ральфу тут же представился герой любимого стихотворения Каролины «Человек с дороги» Альфреда Нойса. Кожа Эда по цвету напоминала бумагу; его зеленые глаза, одновременно и темные, и светящиеся (как изумруды в лунном свете, подумал Ральф), блестели за круглыми очками а-ля Джон Леннон, губы были такими красными, что можно было подумать, будто Эд их накрасил. На голове у него был повязан белый шарф с японскими иероглифами, свободные концы шарфа спадали на спину. Умное и подвижное лицо Эда внутри завихрений ауры было исполнено сожаления и одновременно решимости. Он был прекрасен – прекрасен, – и Ральф почувствовал, как на него нахлынуло дежа-вю. Теперь он понял, что он увидел в тот день, когда встал между Эдом и мужчиной из садовников Вест-Сайда. Теперь он увидел это снова. Смотреть на Эда, окруженного торнадоподобной аурой без веревочки над головой, было примерно то же, что смотреть на бесценную вазу эпохи Минь, которую швырнули об стену, и она разбилась вдребезги.

По крайней мере на этом уровне он меня не видит. По крайней мере мне кажется, что не видит.

И как будто в ответ на его мысли Эд повернул голову и посмотрел прямо на Ральфа. В его широко распахнутых глазах была безумная настороженность, из уголков рта сочилась слюна. Ральф инстинктивно дернулся назад, решив, что его все-таки видно, но Эд никак не отреагировал на его движение. Он подозрительно посмотрел на пустое четырехместное пассажирское сиденье, как будто если и не увидел, то уж точно услышал своего безбилетного пассажира. Потом он протянул руку, которая прошла сквозь Ральфа, и положил ее на коробку, пристегнутую ремнями к креслу второго пилота. Осторожно погладил коробку, потом поднял руку ко лбу и поправил шарф. Он продолжал напевать… но уже другую песню, от которой у Ральфа по спине побежали мурашки.

От этой таблетки ты станешь меньше,
От этой таблетки ты станешь больше.
А от тех, что дает тебе мама,
С тобой не будет вообще ничего…

Правильно, подумал Ральф. Спроси у Алисы, когда в ней десять футов роста.

Его сердце бешено колотилось в груди – когда Эд так внезапно повернулся к нему, он не на шутку перепугался. Гораздо сильнее, чем тогда, когда понял, что летит на высоте десять тысяч футов с головой, торчащей из крыши самолета. Эд его не видел, Ральф был в этом почти уверен, но тот, кто сказал, что чувства безумных обострены до предела, наверняка знал, о чем говорит, потому что Эд понял, что что-то изменилось.

Внезапно включилось радио, от чего оба – и Эд, и Ральф – подпрыгнули от неожиданности.

– Сообщение для «Чероки» над Саус-Хэйвеном. Вы находитесь на границе воздушной трассы Дерри на широте, для которой требуется разрешение от центра планирования полетов. Повторяю, вы вот-вот войдете на контролируемую воздушную трассу над муниципальной зоной. Поднимитесь на высоту 16 000 футов, «Чероки», и летите по курсу 170, один семь ноль. И еще назовите себя…

Эд сжал руку в кулак и принялся молотить по приемнику. Стекло на панели треснуло, кровь потекла из порезов. Она капала на приборную панель, на фотографию Элен и Натали и на серую футболку Эда. Он продолжал бить кулаком по приемнику, пока голос диспетчера не затих в шуме помех, а потом и вовсе исчез.

– Хорошо, – сказал Эд низким голосом человека, который часто разговаривает сам с собой. – Так намного лучше. Ненавижу эти вопросы. Они только…

Он увидел свою окровавленную руку и замолчал. Поднял ее к глазам, внимательно осмотрел и снова сжал в кулак. Большой кусок стекла торчал на тыльной стороне ладони около костяшки безымянного пальца. Эд вытащил его зубами, а потом сделал такое, от чего Ральф застыл в ужасе: провел своим окровавленным кулаком сначала по левой щеке, а потом по правой, оставляя на лице алые следы. Он открыл пластиковое отделение, встроенное в стену слева от кресла пилота, достал зеркальце и внимательно осмотрел свою боевую раскраску. Судя по всему, Эд остался довольным тем, что увидел, потому что он улыбнулся и кивнул, прежде чем вернуть зеркальце на место.