Бессонница

Ральф открыл дверь внизу лестницы, выглянул в коридор шестого этажа, увидел, что там никого нет, и вытащил Луизу с лестничной клетки. Они направились к лифту, но по дороге остановились у открытой двери с табличкой «Комната отдыха докторов», напечатанной красными буквами. Это была та самая комната, которую они видели по пути на крышу с Клото и Лахесисом – отвратительная модерновая мебель, на стенах висят репродукции Винслоу Хоумера, чайник стоит на плите. Сейчас в комнате не было никого, но телевизор, подвешенный на стене, все равно работал, и их старая приятельница Лизетт Бэнсон вела утренние новости. Ральф вспомнил тот день, когда они с Луизой и Биллом сидели в гостиной Луизы, ели макароны с сыром и смотрели репортаж Лизетт Бэнсон о том, как Женский центр забросали куклами. Это было меньше месяца назад. Он вдруг вспомнил, что Билл Макговерн никогда больше не увидит Лизетт Бэнсон и не забудет запереть входную дверь, и его захлестнуло ощущение потери – ужасное, как ноябрьская буря. Ему до сих пор не верилось, что Билла больше нет. Как он мог умереть так быстро и так просто? Ему самому это все показалось бы отвратительным, подумал Ральф, и не только потому, что он посчитал бы смерть от инфаркта в больничном коридоре дурным вкусом. Он посчитал бы, что это дешевая театральщина.

Но он видел, как это случилось, а Луиза почувствовала существ, которые пожирали Билла изнутри. Это заставило Ральфа вспомнить о черном саване вокруг Общественного центра и о том, что может случиться, если они с Луизой не придумают, как остановить Сьюзан Дей. Он снова двинулся к лифту, но Луиза потянула его назад, не отрывая взгляда от телевизора.

– …почувствует глубочайшее облегчение, когда сегодняшняя речь Сьюзан Дей, известной феминистки, борющейся за право женщин на аборты, уйдет в историю, – говорила Лизетт Бэнсон, – и так считает не только полиция. Организации, ратующие за запрещение и разрешение абортов, сейчас пребывают на грани открытой войны. Джон Киркленд сейчас находится в Общественном центре Дерри, и у него есть кое-какие соображения по этому поводу. Джон?

Рядом с Кирклендом стоял бледный и неулыбчивый человек. Дэн Далтон. Значок у него на рубашке изображал скальпель, направленный на младенца, лежащего в позе эмбриона, все это было обведено красным кругом, перечеркнутым красной же линией. На заднем плане Ральф увидел полдюжины полицейских машин и два фургончика служб новостей, один из них был с эмблемой Эн-би-си на боку. Какой-то полицейский в форме шел прямо по газону, ведя на поводке двух собак – бладхаунда и немецкую овчарку.

– Правильно, Лизетт, я сейчас в Общественном центре, и настроение тут можно описать, как смесь беспокойства и тихой решительности. Со мной Дэн Далтон, президент общества «Друзей жизни», которое страстно протестует против выступления мисс Дей. Мистер Далтон, вы согласны с такой оценкой ситуации?

– С тем, что в воздухе витают беспокойство и решительность? – переспросил Далтон. Ральфу его улыбка показалась одновременно нервозной и презрительной. – Да, я полагаю, можно сказать и так. Мы обеспокоены тем, что Сьюзан Дей, одна из величайших преступниц страны, добьется своих целей здесь, в Дерри – убийства беспомощных нерожденных детей.

– Но, мистер Далтон…

– И, – оборвал его Далтон, – мы настроены очень решительно, чтобы показать нашим гражданам, что мы вовсе не нацисты, как нас пытаются представить, но мы не оболванены этой новой религией нашего времени – политкорректностью дерьмовых политиканов.

– Мистер Далтон…

– Мы также настроены очень решительно, чтобы показать нашим гражданам, что мы способны бороться за наши убеждения, и опять же полны решимости исполнить священную обязанность, которую наш милостивый Господь…

– Мистер Далтон, «Друзья жизни» планируют какие-нибудь акты насилия в знак протеста?

Это заткнуло Далтона на мгновение и – по крайней мере на время – согнало с его лица деланную энергичность. И когда она исчезла, Ральф заметил одну страшную вещь: за всем напором и жаром Далтона прятался смертельный испуг.

– Насилие? – наконец выдал он. Он произнес это слово так осторожно, словно оно могло поранить ему рот при неправильном обращении. – О Господи, нет. «Друзья жизни» отвергают саму идею, что злом можно принести добро. Мы планируем устроить массовую демонстрацию – мы хотим включить в эту борьбу защитников жизни из Огасты, Портленда, Портсмута и даже Бостона, – но никакого насилия не будет.

– А что с Эдом Дипно? Вы можете говорить за него?

Губы Далтона, и без того похожие на шрам, теперь сжались в почти невидимую линию.

– Мистер Дипно больше не состоит «Друзьях жизни», – сказал он. Ральфу показалось, что в голосе Далтона он слышит одновременно и ярость, и страх. – Как и Фрэнк Фелтон, Сандра МакКей и Чарльз Пикеринг.