Бессердечный принц. Раскол (СИ)

Там, где минуту назад ярко светило солнце, сейчас пепельно-серой массой нависли тучи. Первые снежинки прогарцевали к стеклам, осели на плечах лениво перебирающих ногами прохожих и умирали. Медленно и в агонии, превращаясь во влажные пятна на одежде и капли на многочисленных поверхностях.

Отведя взгляд от парочки леших, что устроили посреди тротуара бой снежками, я повернулся к молчаливому отцу.

— Почему ты позволил Андрею остаться?

Даже сейчас от упоминания имени кузена у меня внутри бурлил настоящий гнев. Подначивания и попытки задеть, конечно, выглядели жалкими. Никакой реакции от принцессы Вильгельмины, на которую было рассчитано представления, не последовало. Ее высочество, в отличие от неугомонных подруг, сразу поняла: здесь не Вена, никто не потерпит фривольности и разгула свободы слова.

— Ты прекрасно знаешь ответ, Алекс.

Голос у отца ровный, словно его совсем не заботил теракт или будущие проблемы с племянником. Признаться, столь показное равнодушие несколько сбивало с толку. И злило.

— Михаил не предполагал, что его потомок окажется настолько жалким, — бросил я резко и поймал строгий взгляд отца. Как и всегда.

— Светлейший князь Михаил Романов спас твою прабабку, — он выпрямился и сцепил пальцы в замок на коленях. — А взамен взял с нее клятву, что мы, как представители царствующей ветви, никогда не причиним зла его потомкам и будем их защищать. Всегда.

Я вновь отвернулся, слыша, как отец захлебывается в кровавом кашле. Сколько бы я ни прокручивал в голове варианты, так и не пришел к однозначному выводу в отношении поступков моей прабабки. В тот момент у юной императрицы, оставшейся в одночасье без семьи и поддержки, не осталось выбора. Вероятно, Анастасия Романова поступила исходя из сложившихся обстоятельств.

Но последствия преследовали нашу семью до сих пор. Не сумев уберечь отца Андрея в смутные девяностые, император Николай стал жертвой проклятия. Оно проснулось в ту секунду, когда светлейший князь сделал последний вдох. Сгорел заживо в собственном автомобиле, подорванном террористами из «Красной зари». А неугасающее пламя от его гибели и чужих обещаний теперь пожирало легкие отца, растягивало на годы мучения и дамокловым мечом висело над моей головой.

Даже пожелай я всех бед вселенной Андрею, мне пришлось бы дожидаться естественной кончины дорогого кузена. Или со Смертью мы встретились бы гораздо раньше.

— Михаила спасли, а он привел белогвардейцев к твоей прабабке, — отец стиснул в кулаке перепачканный платок. — Терпеть неугодных родственников и спящее проклятие за нарушение договора — низкая цена за сохранение династии на престоле.

— Требовать клятву на родной крови тоже не благородный поступок. Особенно когда старшего брата с семьей приговорили к расстрелу после твоего побега.

— Похищения с целью убийства.

— Мы не знаем, — с нажимом сказал я, — что там произошло на самом деле. Пытался ли Михаил последовать за женой и сыном в Европу или его действительно похитили. Остальных Романовых не пощадили, крохотная часть убежала за границу. Чудо, что прабабушка не отправилась к Всевышнему за родителями, сестрами и братом. Но сомневаюсь, что светлейший князь думал о династии, когда повесил на нас заботу о своих родных.

— Следовал он зову долга, сердца или планировал в будущем открыть потомкам дорогу к трону — неважно, — отец качнул головой. — Нас осталось слишком мало, Алекс. Романовы рассеяны по миру. Многие не чают вернуться, кому-то здесь и вовсе не рады. Мы не можем рвать оставшиеся нити. Без того наше древо чуть не выдрал с корнем красный ураган.

— У тебя есть сын. Еще один. Но предпочтение ты отдаешь племяннику с подмоченной репутацией.

Мне следовало остановиться. Вовремя закрыть рот, оставить давно избитую тему там, где ей место. В анналах истории, под слоем пепла и многолетней пыли. Но снова и снова мы возвращались к старым спорам, когда речь заходила о семейных тайнах.

— Жестоко с твоей стороны упоминать Влада, — тихо проговорил отец. Разбито, скрипя, точно древняя повозка. Как будто постарел на тысячу лет за долю секунды.

Я опустил ресницы, взглянул на свои пальцы. Потом оглядел кожаный салон, будто искал в дизайне огреху, чтобы за нее уцепиться. Неидеальное всегда хорошо отвлекало, заставляло шевелить извилинами.

— Прости.

— Тебе не жаль, Алекс, — сухо бросил отец, затем склонил голову и подался ко мне. — И знаешь, что самое ужасное?

— Нет.

— В такие моменты ты очень похож нанеё.Она тоже бьет больно. Выискивает слабое место и кусает, прекрасно понимая, какой вред нанесет.

Затаив дыхание, я прикрыл глаза и досчитал до десяти. Потом повторил, ощущая, как постепенно приходят в равновесие внутренние весы. Душа не металась, смердящий аромат разложения отступил. На языке больше не чувствовалось неприятной кислинки от подступившей к горлу желчи.

Сколько бы ни минуло лет, между мной и отцом всегда останутся противоречия. Местами непримиримые.

— Спасибо за сравнение с матерью, — температура в салоне понизилась на несколько градусов. И вовсе не из-за погоды. — Приятно знать, что ты столь высокого обо мне мнения.