Бессердечные

Спенсер быстро переключила телевизор на другой канал. Меньше всего ей хотелось слушать разглагольствования непонятных девиц, совершенно не знавших Эли, о том, какая это ужасная трагедия. Эндрю, качая головой, в знак поддержки стиснул ее руку.

На экране появилось лицо Арии. Выбравшись из «Хонды Сивик» своего отца, она помчалась к зданию школы; за ней гнались репортеры.

– Мисс Монтгомери! Как по-вашему: лес подожгли, чтобы скрыть важные улики? – кричал ей вслед чей-то голос. Ария не отвечала, продолжая бежать. На экране выскочила надпись: Что скрывает эта Милая Обманщица?

– Ни фига себе! – Эндрю побагровел. – Это уже слишком. Не мешало бы их заткнуть.

Спенсер массировала виски. Ария хотя бы не трещала на каждом углу о том, что они видели Эли. Но потом вспомнились эсэмэски, которые та прислала ей сегодня. В них Ария высказывала предположение, что дух Эли пытается сообщить им что-то важное про обстоятельства своей гибели. Спенсер не верила в подобную ерунду, но слова Арии напомнили, в свою очередь, шепот Йена на заднем крыльце их дома – в день, когда он сбежал из-под стражи: «А если я сообщу тебе нечто такое, о чем ты даже не догадываешься? Есть одна тайна, которая перевернет всю твою жизнь». Йен оказался неправ, подозревая Джейсона с Вилденом в убийстве Эли. И тем не менее вокруг творится нечто очень, очень странное.

На дайверских часах Эндрю включился будильник.

– Пора на оргкомитет по Дню святого Валентина, – простонал он, вставая с дивана. Чмокнул Спенсер в щеку, стиснул ее вялую руку. – Все нормально?

– Да, – ответила она, упорно глядя в сторону.

Эндрю вжидательно склонил набок голову.

– Точно?

Спенсер сжимала-разжимала кулаки. Не имело смысла притворяться: парень всегда чувствовал, если ее что-то беспокоило.

– Я тут узнала жуткие вещи про своих родителей, – выпалила она. – Мама держала от меня в секрете то, как они с отцом познакомились. И теперь я думаю, что она много еще чего от меня скрывает.

Например, не объясняет, почему мы никогда не должны говорить о том вечере, когда погибла Эли, чуть не добавила она.

Эндрю сморщил нос.

– Почему ты просто у нее не спросишь о том, что тебя волнует?

Спенсер сняла со своего лилового кашемирового свитера воображаемую ниточку.

– Потому что это запретная тема.

Эндрю снова сел:

– Послушай. Когда в прошлый раз у тебя возникли подозрения относительно родителей, ты развила бурную деятельность у них за спиной… и погорела. Что бы это ни было, не ходи вокруг да около. Иначе все кончится тем, что ты опять совершишь ошибку.

Спенсер кивнула. Эндрю поцеловал ее, сунул ноги в свои старые узконосые ботинки из перфированной кожи, надел короткое шерстяное пальто с капюшоном, вышел за дверь и зашагал по дорожке. Провожая его взглядом, Спенсер вздохнула. Может, Эндрю и прав. Тайные расследования ни к чему хорошему не приведут.

Уже поднимаясь по лестнице в кухню, она услышала, что там кто-то шепчется. Охваченная любопытством, Спенсер остановилась и прислушалась.

– Смотри не проболтайся, – тихо говорила ее мать. – Это очень важно. Хотя бы теперь ты сумеешь удержать язык за зубами?

– Да, – обиженно ответила Мелисса.

И они вышли через черный ход, захлопнув за собой дверь. Спенсер не шевелилась, в ушах звенело от тишины. Если у Мелиссы с матерью конфликт, откуда у них могут быть общие секреты? Ведь именно ей, а отнюдь не Мелиссе, вчера была открыта тайна… У Спенсер до сих пор в голове не укладывалось, что мать когда-то училась на юрфаке Йельского университета.

Загремели, поднимаясь, гаражные ворота, выехал из гаража «Мерседес» сестры, а Спенсер вдруг поняла, что ей необходимо срочно найти вещественные доказательства.

Поэтому она развернулась и направилась в кабинет отца. Последний раз Спенсер заходила в эту темную, пропахшую сигарами комнату, чтобы скопировать на флешку жесткий диск отцовского компьютера и отыскать банковский счет, из-за которого и попала в переделку с Оливией. Теперь, скользя взглядом по книжным полкам, на которых стояли тома по юриспруденции, первые издания романов Хемингуэя и наградные плакетки за выигранные дела в суде, она заметила в верхнем углу красный альбом с надписью на корешке: «Ежегодник юрфака Йельского университета».

Она осторожно подкатила к шкафу эргономичное офисное кресло отца, залезла на неустойчивое сиденье и кончиками пальцев вытащила альбом. Со страниц его пахнуло плесенью, а откуда-то из середины выпорхнула старая фотография, плавно приземлившаяся на недавно натертый деревянный пол. Спенсер нагнулась и подняла ее. На квадратном полароидном снимке была запечатлена беременная блондинка, черты ее лица были смазаны. Стояла она на фоне симпатичного кирпичного здания. На маму она не походила, и тем не менее что-то знакомое в ней было. Спенсер перевернула фото. На обратной стороне стояла дата – второе июня. Почти семнадцать лет назад. Может, это Оливия, ее суррогатная мать? Спенсер родилась в апреле, но, может быть, живот у Оливии пропал не сразу?