Беспокойные

Между сменами мы лежали вместе, полуодетые. Он пересказывал свои немногие воспоминания о родителях – они оба умерли молодыми. Однажды в детстве он примчался домой вприпрыжку с божьей коровкой, чтобы скорее показать разноцветное насекомое, а мать, оттирая горшки, взяла ее и раздавила между пальцев. Эта история не задумывалась грустной – просто правдивой, – но мне было чертовски грустно оттого, что я не умею передать правильными словами поддержку и симпатию, которые вроде бы должны даваться женщинам от природы. Я мечтала о воспоминании, всего одном, о собственной матери. Я переживала, что не смогу стать хорошей матерью, не зная свою.

Я рассказала Леону о Хайфэне, речном берегу и заводе, о дне, когда я вошла в океан. Наши ноги сплелись, его ступня поглаживала мою – злая щекотка, – солнце бросало на простыни треугольную тень.

– Тебе когда-нибудь хочется быть с женщиной без ребенка?

– Конечно, нет. Я не хочу быть с другой женщиной.

Чем уютнее мне было с Леоном, тем меньше я чувствовала уют. Его надежность очень отличалась от обожания Хайфэна, но она же казалась опасной, могла быть обманом, и мне следовало быть осторожней. Меня разочаровывало, что Леон не мог меня по-настоящему успокоить, и раздражало, что мне это было так нужно. Я говорила себе, что не хочу замуж, особенно за человека без прописки. Ему говорила, что не люблю свадьбы.

– Я все равно хочу на тебе когда-нибудь жениться, – сказал он.

– Поживем – увидим, – ответила я с тревогой.

Моя бывшая соседка Синди говорила, что выходить замуж за человека без прописки – это упущенная возможность. И Диди сорвала джекпот: Кван родился в Америке, так что у нее были неплохие шансы на грин-карту. Я представила, как буду до конца дней мыкаться без документов, без возможности водить или покинуть страну, найти хорошую работу. Не лучше, чем остаться в деревне. Я не хотела мелкой обреченной жизни, но в то же время жаждала уверенности, безопасности. Я подумывала предложить Леону, чтобы мы женились на других людях – законных гражданах, ради документов, – а через несколько лет с ними можно развестись и жениться друг на друге. Но сама же не хотела выходить больше ни за кого – и уж точно не хотела, чтобы на ком-то женился он.

Если бы я оставила его сейчас, мне было бы не так больно, как если придется оставить его потом. Я лежала рядом и смотрела, как он бормочет во сне.

От запаха лака для ногтей кружилась голова, горели ноздри и облезали яркими ленточками пальцы. Когда я возвращалась в салон после выходного, то дышала реже, а глаза саднило, но уже через час я этого не замечала. Чаевых в салоне все равно не хватало на покрытие всех расходов. Если бы я рисовала на ногтях, я бы получала чаевые повыше, но Рокки сказала, что для обучения нужно вложить депозит еще на двести долларов. Я пробовала общаться по-английски с клиентками, которые со мной разговаривали, спрашивала их имена, кем они работали, где в городе жили. Я свыклась с неловкой интимностью момента, когда держишь руку незнакомца, пытаясь не сталкиваться взглядами. Все маникюрщицы разговаривали друг с другом на мандаринском. Джои любила печь, приносила нам всем печенье, а Коко – высокая, худая, с волосами в виде гладкого шлема – изучала модные журналы и знала бренды и стили одежды и сумочек клиенток. «Это поддельная “Баленсиага”, – говорила она, – видно по ремешкам». У нее был монотонный голос, и люди считали ее грубиянкой, но мне с ней было интересно. «А женщины с настоящими сумочками, не подделками? Они дают на чай гроши. Всё уже потратили на сумочки».

Однажды и у меня будет достаточно денег на безделицы. Я хотела работу получше – управлять салоном, как Рокки. Одна женщина, которая работала в «Привет, красотка», ушла, чтобы открыть собственное дело в Квинсе.

Хана, у которой был самый лучший английский, читала в перерывах разговорники. «Пользуйся тем, что у тебя здесь растет ребенок, – говорила она. – Это ежедневные бесплатные уроки. В основном я училась английскому у детей. Читала вместе с ними учебники». Дома я начала пробовать на тебе английские слова, пыталась не показывать досаду, когда ты смеялся из-за произношения.

– Давай читать вместе, – сказала я Леону, делая тише звук на телевизоре. Хана поделилась одним из своих старых учебников. – Я пытаюсь учить по двадцать новых слов в неделю. Учебник обещает, что через два месяца мы заговорим на уровне третьеклассников.

– Третьеклассников? Это же для детей. Детский уровень.

– Если не пытаться, то не будешь говорить и на младенческом уровне. На уровне немых.

– Большая часть населения мира – китайцы, но что-то американцы наш язык не учат. На моей работе английский не нужен. – Леон взял пульт и снова сделал громче.