Бесконечный плей-лист Ника и Норы

Гитары вспыхивают неистовством. Барабаны источают грохот. Оуэн О. осыпает окружающий мир оскорблениями. Звенит колокольчик, и чертова собака Павлова бьется на танцполе в судорогах. Поскольку я еще не стал частью толпы, я могу заметить со стороны: как группа людей превращается в вихрь, как все затраты времени на подбор и покупку правильной одежды перестают иметь какое-то значение, потому что внешний вид уже никого не волнует. Важно только отдаться силе, ритму, дать волю неодолимым побуждениям. Чтобы добраться до Норы, я пробираюсь мимо кожи и шипов. Я проталкиваюсь сквозь человеческий водоворот, чтобы заметить Трис. Я ломлюсь сквозь яркую, ярчайшую тьму, чтобы понять, кого я вообще ищу – и зачем.

Нора. Она в трех метрах от меня. Она не ищет меня, никого не ищет. Она в жерле этого пожара, и она выглядит совершенно одинокой.

Это меня пугает.

Это мне знакомо.

Я слышу, как Ларс Л. ведет басовую мелодию. Я проваливаюсь в нее – в черноту, в пропасть. Музыка кричит о том, что время – это злой механизм. Музыка – это злой механизм. Мы все – злые механизмы.

Я вышел из строя. Я качусь по наклонной. И, что еще хуже, я знаю, что должен был двигаться вверх.

Нора. Просто доберись до Норы.

Дэв перекрывает мне путь. Я пытаюсь обойти его, а он, словно в бреду, толкает меня. Я отклоняюсь. Он слишком резко хватает меня за плечо, так, что меня разворачивает. Споткнувшись, я замираю. И оказываюсь перед Норой.

Она не смеется. Она просто падает на меня. Столкнуться и отступить. А потом я наталкиваюсь на нее и отступаю. Мы должны были улыбаться, но не улыбаемся. Я обрушиваюсь на нее всем телом, столкновение лоб в лоб. Она – воплощенная непокорность. Она крепко стоит на ногах, и мы оказываемся близко друг к другу, так что ее лицо расплывается.

– Какого черта? – кричит она, но обращается не ко мне.

Локоть Дэва ударяется в мою спину, я проталкиваюсь вперед, она прямо там, и я протягиваю руку к ней, она прямо там, и в этот момент усилители включаются на полную, и музыка раздается так мощно, что ее ритм превращается в мой пульс и в ее пульс, и я это осознаю, как и она, и если мы сейчас разделимся, все будет кончено. Но я смотрю в ее глаза, а она смотрит в мои, и мы оба видим восторг настоящего момента. Я понимаю, что стал его частью, а может, и она понимает, что я стал его частью, потому что в следующее мгновение мы уже не сталкиваемся, а сливаемся. Аккорды клубятся вокруг нас, превращаясь в торнадо, уплотняясь и уплотняясь, а мы в центре, мы в центре друг друга. Моя рука касается ее правого запястья, и я готов поклясться, что чувствую пульс. Биение ритма. Мы двигаемся в такт музыке и в то же время абсолютно спокойны. Я не теряю в потоке звуков себя – я нахожу ее. А она – да, она находит меня. Толпа давит на нас, бас-гитара ничего не скрывает, и вот мы – два человека, которые стали частью огромной массы людей и в то же время – остались собой. Это не одиночество – это абсолютное двуединство. Есть только один способ его испытать – рискнуть пошевелиться, рискнуть двинуться дальше и узнать, захочет ли она пойти следом. Я нахожу ее губы и целую ее, а она запускает руку в мои волосы. Я вцепляюсь в ткань ее куртки, стискиваю кулак, и мы не говорим ни слова. Мы прямо здесь, погружаемся в это ощущение все глубже. Мои глаза закрываются, а потом открываются, и я вижу, что ее глаза тоже открыты, и я чувствую, что какая-то часть ее хочет отстраниться, хотя наши тела прижимает друг к другу. Все дело в страхе, конечно, это страх, и я прижимаю ее к себе, чтобы показать, что понимаю.

Ларс Л. пускается играть «Take me back, bitch»[8], я вздрагиваю, и Нора замечает это, и я никак не могу объяснить ей, что дело не в ней, не в том, что происходит сейчас, что есть десятки тысяч «потому», к которым она не имеет никакого отношения. Я наклоняюсь к ней и целую ее снова, подобно тому, как вбегаешь в комнату и врубаешь музыку на полную, когда твои родители начинают ругаться. Я знаю, что это не сработает – и это не работает, потому что некоторые вещи можно распознать, даже не расслышав. У сознания есть собственный слух, а память иногда – самый убойный диджей на свете.

А теперь Нора кричит:

– Что? – и это обращено ко мне. А потом она задает самый сложный вопрос в мире – чтобы его задать нужно обладать мужеством и уметь терпеть боль, – он звучит так: – Почему ты остановился?

И басы звучат слишком сильно, и меня толкают со всех сторон, и одна из моих любимых групп обратилась против меня, так что я кричу:

– НЕ МОГУ ГОВОРИТЬ ЗДЕСЬ!

А она кричит:

– ЧТО?

И я ору прямо ей в ухо:

– НЕ ЗДЕСЬ! – а потом продолжаю: – НЕ МОГУ ГОВОРИТЬ.