У лесника имелось двое взрослых сынов – под стать отцу, такие же рослые да хмурые. И жена – малого роста, незаметная, но домовитая и сноровистая.
Ей-то и вручили подраненного господского пса, попросили подлечить. Женщина, ни слова не говоря, суку на лавку устроила, воды для нее согрела, мази растерла – вонь по всему дому пошла. Собака покорно дала шерсть вокруг раны выстричь и рану промыть, только мордой совалась лесниковой жене под руки и вылизывалась сама. Умная собака, ласковая.
Жеан спросил: мол, как, подавать ли ужин. Хозяйка махнула в сторону большого беленого очага: давай, пока я занята.
Уселись за стол: Бертран, Фалькон, лесник и двое его сыновей, а Жеан им ужин подал – пареной репы горшок и хлеба каравай.
Ели молча. Бертран прикидывал, как завтра больную собаку до замка довезти. Фалькон к ужину почти не прикоснулся: то ли не привык к столь убогой трапезе, то ли просто слишком устал. Откинулся к стене, глаза прикрыл – ждал минуты, чтобы отойти ко сну.
Бертран миску от себя отодвинул (ему, как и Фалькону, отдельно подали, а хозяева из общего горшка хлебали), на двор вышел – посмотреть, как лошади на ночь устроены.
Когда назад в лесников дом вернулся, сразу почуял: пока он к лошадям ходил, изменилось что-то. Поначалу даже не понял – что именно. В доме темно было.
Потом разглядел.
На скамье, на том самом месте, где только что сидел сам Бертран, возник незнакомый человек. Когда он пришел – того не заметил даже Бертран, а уж он-то, как никто, чуток был ко всякого рода переменам, особенно на незнакомом месте. Как-то вдруг – взял да и возник.
Был этот человек средних лет, в темном недлинном плаще с капюшоном, вид имел значительный и суровый. Хозяева – лесник и оба его дюжих сына – ощутимо робели пришлеца; жена же лесникова, которой и так-то было от земли не видать, вовсе незаметной сделалась.
А он подозвал ее к себе, вгляделся пристально в ее лицо и благословил. Бертран увидел, как расцвела женщина, как засияла.
Затем незнакомец все так же неспешно огляделся в лесниковом доме, задержав взгляд на Бертране. Взгляд был тяжелый, однако никакого беспокойства в нем не чувствовалось.
Бертран уселся у входа, поближе к подраненной собаке.
Хозяйка между тем вышла из дома и скоро вернулась, держа в руках красивое глиняное блюдо с хлебом и кружку с колодезной водой. Все это она не без некоторой торжественности подала гостю. Тот, поблагодарив, освятил хлеб и воду, разделил ломоть на несколько частей и раздал хозяевам. То, что осталось, – совсем немного – медленно сжевал сам, запивая водой. Незнакомец казался человеком, привыкшим к постоянным странствиям и лишениям, но вовсе не оголодавшим. Видать, немало есть тут в округе мест, где его всегда встретят с распростертыми объятиями.
Фалькон у стены шевельнулся. Сон как рукой сняло. Большие глаза широко раскрыты, горят на бледном тонком лице.
Незнакомец, окончив трапезу, чинно поблагодарил хозяев. Старший хозяйский сын поднялся, вышел на двор. Незнакомец – за ним.
Раненая собака шевельнулась, и Бертран погладил ее по мягким ушам. Заслышав странный шум во дворе, выглянул в открытые двери.
Лесников сын выкатил из сарая телегу и теперь наваливал на нее свертки и тюки. Работал он без торопливости, но споро – видно было, что это ему не впервой.
Суровый незнакомец спокойно стоял рядом, наблюдал.
– Это не грабители, – вполголоса проговорил в своем углу Фалькон.
Бертран и сам видел, что не грабители. Не стал бы лесник так спокойно передавать с рук на руки награбленное, когда в гостях у него кто-то из друзей сеньора Раоля.
Да и незнакомец на грабителя не похож…
Среди того, что грузилось на телегу, Бертран заметил одежду и обувь, съестные припасы (этого было больше всего) и посуду, но никаких предметов роскоши или денег. Ему показалось даже, что он узнает кое-что из вещей сеньора Раоля. Один кувшин был с приметным узором. Вроде бы из него Бертрану подали воды для умывания, когда он только-только приехал в Шателайон.
Закончив складывать вещи, лесников сын запряг лошадь и направился по старой тележной дороге куда-то в глубину леса. Незнакомец пошел рядом с телегой. Скоро они скрылись из виду.
Бертран подозвал к себе лесника.
– Кто это был? – спросил он.
Глаза лесника сияли странным восторгом. Но ответил он не сразу.
– Это… один святой человек, – сказал наконец лесник.
– Святой? – переспросил Бертран. – Монах?
Лесник поморгал, пытаясь осмыслить вопрос. Потом вымолвил:
– Ну… да… или…
– Какого ордена?
Лесник смешался окончательно.
А Фалькон сидел в своем углу неподвижно, опустив густые темные ресницы, и молчал. Словно отсутствовал.