Беркут (Щегол-3)

Девушка, обнаружившаяся за нею, тоже узнала Ольгу и тоже выпала в осадок. Что, в общем-то, не удивило — мало того, что ради визита на прошлое место работы моя супруга приобрела изумительно красивый брючный костюм и позволила Дайне добавить «яркости» лицу с помощью косметики, так еще и надела Георгиевский крест. А о том, что когда-то строила из себя серую мышь, давно забыла. Вот и убивала наповал всех подряд.

Выводить страдалицу из шока мне «было невместно», поэтому из-за моей спины выдвинулся Лев Абрамович, вперил в администратора ледяной взгляд, сообщил, что у нас назначена встреча с владельцем «Когорты». После этого несчастная, наконец, пришла в себя, включилась в работу, задала пару уточняющих вопросов, лично подняла на третий этаж и даже проводила до приемной. Там моя благоверная испортила настроение тощенькой секретарше, а потом мне стало не до ерунды — мы прошли в кабинет, оформленный с претензией на оригинальность, предстали перед его хозяином, и Фридман отыграл первый акт запланированной пьесы. В смысле, представил сначала меня и Ольгу, а затем себя. Согласно нашим договоренностям, сделав акцент на названии адвокатского бюро, младшим партнером которого и являлся.

Название этого бюро слышали даже в такой глухомани, поэтому господин Гришин подобрался и задал уточняющий вопрос:

— Прошу прощения, не расслышал: «Фридман и Сыновья»?

— Верно.

— А вы…

— Младший партнер. Или, если угодно, правнук основателя.

В этот миг у Бориса Борисовича щелкнуло в голове, и он, наконец, сообразил, что Лев Абрамович Фридман — это ТОТ САМЫЙ Кот-Баюн. То есть, адвокат, не проигравший ни одного судебного процесса. И засуетился — вылетел из-за стола, предложил нам устраиваться поудобнее, попробовал, было, поухаживать за единственной дамой в нашей компании, но пролетел, и, предвосхищая вопрос секретарши, спросил, что мы будем пить.

— Ничего… — бесстрастно ответил юрист. — Мои клиенты — люди занятые, поэтому я бы предпочел изложить их претензии к вашему частному охранному предприятию.

— Их претензии к моему ЧОП-у? — удивился Гришин, еще раз оглядел нас с Олей и, узнав ее, спал с лица.

— Да, ваша догадка верна… — холодно усмехнулся Фридман. — Претензии к вашему ЧОП-у появились именно у госпожи Ольги Ивановны Щегловой, в девичестве Кольцовой: решив заплатить налоги за прошлый год и позвонив в вашу бухгалтерию, она внезапно выяснила, что каким-то образом задолжала государству сумасшедшую сумму — тысячу девятьсот сорок семь рублей шесть копеек. И это при том, что с ее зарплаты ежемесячно удерживались абсолютно все налоги.

— Это наверняка какая-то ошибка!

— Это не ошибка, а месть. Одного из командиров смен вашего ЧОП-а, регулярно делавшего Ольге Ивановне непристойные предложения, так же регулярно получавшего отказы и в какой-то момент клятвенно пообещавшего заставить ее крупно пожалеть о своей неуступчивости. Кстати, способ мести, придуманной этим недоумком, смешит меня вторые сутки: он договорился с вашим главным бухгалтером и уговорил эту личность подделать финансовые документы…

…Главный бухгалтер «Когорты», дебелая дамочка лет пятидесяти пяти, судя по мимическим морщинам, обладавшая крайне стервозным характером, строила из себя героиню ровно две с половиной минуты,

то есть, до того, как Фридман, описавший ей суть наших претензий, сообщил, что будет вести дело сам и представился. Тут она зябко поежилась, попросила юриста показать какой-нибудь документ, ознакомилась с удостоверением адвоката и отъехала, то есть, хлопнулась в обморок. Причем не играя, а на самом деле. Зато после возвращения в сознание запела на зависть любому жаворонку. В процессе разошлась и «напела» куда больше, чем мы рассчитывали. Поэтому к моменту приезда Виталия Евгеньевича, спешно вызванного с объекта, выкопала своему бывшему любовнику такую роскошную яму, что хозяин кабинета дважды выпил успокоительное. А с появлением незадачливого ухажера начался цирк.

Для начала он узнал Олю с первого взгляда, расплылся в сальной улыбке и, решив, что в кабинете двоюродного дяди жены брата может вести себя как угодно, сделал бывшей подчиненной крайне двусмысленный комплимент. Потом наткнулся взглядом на Георгиевский крест, игриво поинтересовался, как она урвала такую цацку, захотел потрогать награду, но потянулся к груди моей женщины и… потерял сознание от удара в челюсть. Ибо защитного покрова на нем не оказалось, а бил я на выходе из рывка и со всей дури. Когда тушка этого недоумка рухнула на пол, я вперил тяжелый взгляд в господина Гришина, на всякий случай выставившего перед собой обе ладони, и услышал удивленный голос Фридмана:

— Борис Борисович, откровенно говоря, я в недоумении: как человек, способный назвать цацкой высшую награду для солдат и унтер-офицеров за боевые заслуги и беспримерную храбрость, проявленную на поле боя, прошел сито ваших психологов?