Беременна в расплату (СИ)

И отшатываюсь, увидев в зеркале настоящего дьявола. Урода, у которого мясо горящее, вздутое и толстые шрамы вместо лица. Одни черные глаза, как угли, полыхают в этом мессиве адской ненавистью.

В пустыне бы такое увидел, решил бы, что и правда сдох и самый жуткий черт за мной приперся, чтоб в ад утащить.

Урод. Дикий урод. Страшный. Нечеловеческий.

Но, блядь. Это не самое страшное!

- Кто ты, твою мать! Ктоооооооооооо!

Ору, обхватывая голову руками.

Разбиваю блядское зеркало, которое так и не дало ответа.

Я ведь за этим сюда и полз.

Чтобы увидеть. В лицо самому себе заглянуть. И вспомнить! Вспомнить, мать вашу! Хоть что-то. Хотя бы имя!

Но вместо этого только невыносимое уродство и полная темнота в мозгах!

— Тише, тише. Ну что ты, — чьи — то руки мягкими касаниями обхватывают меня где-то внизу.

В районе поясницы.

— Перестань. А то весь дом развалится от твоего ора. Как ты вообще сюда дошел? Ты же даже воды напиться не можешь?

Скриплю зубами.

Дьявол! Вот только этих напоминаний мне сейчас ко всему и не хватает!

Мало того, что урод, да еще и немощный. Еще и мозги отшибло. Имени, и того вспомнить не могу! Полный урод! Куда ни плюнь! За что ни возьмись!

— Тебе рано еще вставать. Сил наберись. А после разгуливай по дому. И круши все. Сколько захочешь. Но сейчас… Сейчас отдыхать тебе надо!

Распахиваю глаза, и снова перед ними этот туман, эта блядская чертова дымка!

Но уже легче. Стоит пару раз моргнуть. И очертания возвращаются.

Резкими яркими линиями. Словно бьет не по глазам. Сразу в мозг.

Она маленькая. Такая маленькая и такая хрупкая.

Стоит рядом и не боится.

Едва выше пояса мне достигает.

Но смело обхватила руками. Не смыкаются они. Маленькие. Тонкие. А обхватила.

И на какой-то подкорке знаю, что ей жизнью обязан. Что она тогда дверь из пекла в жизнь мне отворила.

Только…

Блядь, всматриваюсь. И моргаю снова и снова.

Вроде ясно же тогда девушку видел.

Длинные локоны, до самых щиколоток. Вьющиеся. Сверкающие, как крыло ворона на солнце.

Губы сочные. Сладкие. Вкусные. Такие, что, кажется, прикоснешься к ним и оживешь.

Жизнь в ней видел. И свечение это. Что за ангельское принял.

Но теперь она совсем другая.

И волосы короче. И блеска того нет. И губы, хоть и красивые. Ровные. Но не такие манящие. Не такие, как те. Те были, словно оазис для путника в пустыне. А эти… Просто обычные губы.

И свечения никакого нет.

И глаз бездонных, глубоких.

Наоборот. Хитринка в этих глазах. Лукавство. И сами они меньше.

Будто картинка смазанная и не та.

Не противная и не страшная. Но…

Совсе не та, что я перед собой видел.

— Это ты открыла мне дверь? Ты спасла?

Трясу головой.

Ни хрена не понимаю!

Мало мне память потерять, так еще и глюки такие!

— Ты совсем неживым тогда казался. Словно демон, что вышел из пустыни. Постучал в дверь и рухнул прямо на пол. Это вообще чудо. Как ты дошел? Там же могильник! Туда бандиты сваливают тех, кого обрекли на страшную смерть! Оттуда никто и никогда еще не выбирался! Даже не думала, что мы тебя спасем. Но… Ты выжил!

Ее глаза горят странным блеском.

Восхищения? Или какого-то дикого благоговения?

Голову запрокинула.

Губы облизывает.

Странная привычка. Плебейская.

Но кто я такой, чтобы осуждать?

Она мне жизнь спасла. Без этого оазиса, что оказался реальностью, точно бы подох!

— Как тебе удалось? Как?

Шепчет с восторгом, а у меня перед глазами снова мутнеет.

— Ладно. Ты слишком слаб сейчас, чтобы говорить. Тебе рано подниматься. Рано! Давай. Обопрись на меня. Помогу тебе вернуться в постель.

Даже хмыкаю, хоть почти валюсь на пол.

Эта малявка всерьез предлагает на нее опереться? Смешно!

— Отойди лучше, — хриплю сквозь сжатые челюсти.

Отшвырнул бы, но ведь жизнь мне спасла!

Но еще немного и чувствую, что рухну.

Не реагирует. Не уходит. Так и продолжает стоять, обхватив меня обеими руками.

— Отойди говорю, — уже рычу.

Но эта пигалица будто и не слышит. Ни разу не боится.

Не понимает, что ли, что раздавлю сейчас и костей не останется, если свалюсь?

Не отшатывается с каких-то херов, рожу мою видя.

Я бы сам на хрен отшатнулся! А она нет. В лицо мне еще заглядывает. Так почему-то радостно. Блаженная, что ли? Ну да. С таким-то папашей и в пустыне жить, да еще и рядом с могильником, немудрено с катушек слететь. Крышануться. Девочка же совсем. Психика явно слетела.

— Уйди, — уже иду, тяжело опираясь обеими руками о стены.

Но не отстает.

Так и держит руками. Реально, что ли, думает, что удержит?

Дорога с ней оказывается в три раза дольше, чем сюда.

Но мне удается так пройти, еще и девчонку почти тянуть на себе. Блядь. Такая мелочь. А на грани подвига.

— Ложись. Вот так, — поднимает мне ноги, когда я таки валюсь на постель. Укладывает их на простынь.

Нежно. Бережно. Странная девчонка.

— Нельзя тебе вставать. Нагрузки еще рано. Даже доктор сказал. И посмотри, что натворил! Раны опять открылись. Лежи. Лежи. Сейчас оботру. Мазь и повязки наложу снова. Больно будет.

Ухмыльнулся бы, но нет на это сил. Да и оскалом своим страшным девчонку пугать не хочется.

А она и правда обтирает.