Машка садится напротив, безжалостно отключает компьютер, и вместо чернухи и жести я остаюсь наедине со своей тоскливой мелодией одиночества.
От одной мысли, что он сейчас где-то, с кем-то, очень сильно ноет внутри…
Я, конечно, могла бы нагло объявить о том, что бросила Игоря и отныне свободна, но Диму это как будто даже и не интересует. В разговорах о сыне это вообще неуместно и глупо.
Красинский ведь оставил нас когда-то, сбежал… Может быть, и вернувшись приставал, потому что только одно и надо. Как тогда, когда мы Ваську сделали. А сейчас, после пережитого, неинтересно стало. Может, остыло.
С сыном хотел познакомиться — сделано. Папку засадили — совесть чиста. Друзей потерял? Так новых найдет, все у него наладится. И с Васей общается и в то же время свободен как ветер в поле. С кем угодно может встречаться: и помоложе, и покрасивее. Вон хоть за дочкой Синди Кроуфорд начинай таскаться, с его-то внешностью. Все пути перед ним теперь открыты. Я в интернете читала, что многие девицы от него теперь еще больше млеют, герой ведь, сдавший отца ради справедливости. Про нас с Васькой там речи нет.
Мужчины, они ведь по натуре охотники. Если им надо, то они из-под земли достанут и на тот свет позвонят. Ясно же — не нужна. Да и фраза та: «Пусть они с Игорем распишутся» — до сих пор раной кровоточащей сердце тянет. Значит, все равно ему, раз он такое советует.
Машка до сих пор стоит и смотрит на меня очень внимательно, даже, можно сказать, сверлит взглядом мою тоскливую мордаху.
— Как твое свидание? — спрашиваю, только бы перестала так пялиться.
— Детей вообще не хочет — чайлдфри. — Поднимает она руки вверх, зажмуриваясь и отворачиваясь, будто плакать собирается.
— Ну Машуня! — Встаю и сразу же обнимаю подругу. — Ну дай ты им шанс, ну не начинай ты сразу с детишек. Они же этого боятся.
— У тебя Вася есть, а у меня часы тикают. Знаешь же, как я деток люблю, а могу вообще без них остаться.
— Все у тебя еще будет, милая.
Так мы и плачем полночи, жалея и утешая друг друга. Машка, конечно же, догадывается, что я рефлексирую из-за Красинского-младшего, советует все ему рассказать, но я все равно не могу. Мне кажется это неправильным. Если бы он спросил — это одно, в ином случае как будто предлагаешься. Воспитание моей матери даром не прошло, остались отголоски, и никуда от них не деться. Не могу я первой о наших отношениях завести речь, если мужик не предпринимает никаких попыток. Не мое это.
Утром мы обе выглядим, мягко говоря, не очень.
Собираясь на работу, я смотрю на себя в зеркало. Оттуда на меня пялится нечесаная и косматая голова с помятой как грейпфрут физиономией.
Телефон пиликает входящим сообщением, оно от Димы и снова только о нашем сыне:
«Давайте сегодня все вместе сходим в кафе. Хочу сказать ему. Мне кажется, ему пора узнать, кто его настоящий отец. Подхвачу малого, потом мы заберем тебя с работы. Как ты на это смотришь?»
Сегодня я практически не работаю, либо работаю совсем плохо. Напечатав несколько страниц бессмысленного текста, взглядом сканирую часы на стене. Подперев рукой щеку, тяну время, дожидаясь вечера. А мне ведь так нравилась моя работа.
Теперь и она меня не радует. Как в море о скалы бьюсь, да и все. Бизнес-ланч абы что, кофе горький, шоколадка невкусная. Обои раздражают своими точечками.
Ловлю себя на том, что нарочно шуршу страницами документации, изображая активную деятельность. Сама же только и жду конца рабочего дня.
Не думать о Диме не получилось и когда ехала на работу, и когда в лифте стену плечом подпирала. Даже с Каруговым поздоровалась без особой инициативы, хотя зачастую бываю с ним любезна и даже иногда болтаю, как говорится, «по душам». А тут вот беспросветная серость, которую никто кроме меня не замечает. С тоской осознаю, что вот сейчас он приедет и снова мы будем родителями-партнерами.
В дебильных раздумьях я и провожу восемь часов рабочего времени, толком ничего не сделав. Мысленно воскресаю и смакую те минуты, когда он защитил меня от Кирилла, вошел в автобус и стоял так близко, что тело горело, кровь шумела в ушах, а руки и ноги млели, плохо слушаясь.
Прилив грешных воспоминаний нарушает звонок моего мобильного телефона.
— Привет, — слышится голос Игоря.
Внутри ощущается разочарование, к счастью, сегодня доктор трезв. Сердце тут же наполняется свинцом. Почему нет какой-нибудь кнопки, чтобы можно было выключить человеку лишнюю надежду? Чтобы он мог просто жить дальше, не оглядываясь? Мне бы очень хотелось помочь ему, но я правда не знаю как.
— Привет. Ты знаешь, я очень занята. Мне правда пора.
— Хотел просто узнать, как твои дела.
— Очень хорошо, много интересной работы.
Ну почему я такая врунья?
Все вокруг начинают собираться, и я понимаю, что наконец-то дождалась конца рабочего дня. И тоже встаю с кресла.
Сердце екает. Сейчас я увижу Диму. Но на проводе Игорь.
— Извини, мне нужно собираться домой.
— Собирайся, я жду тебя внизу. Подвезу. В окно выгляни — небо затянуло тучами, дождь может быть, — его голос звучит мягко, он очень-очень старается.