Федька не была ревнива – смирилась с тем, что ее избранник посещает Анюту, а что до Глафиры – так за эту тайную страсть она Саньку даже уважала. Недавно вошло в моду словечко «романтический» – так что способность Санькина к безмолвному чувству получила достойное определение.
Могло ли быть, что Санька, найдя укрытие, оказался в чьей-то постели?
Некстати вспомнился пронизывающий взгляд Шапошникова. Отчего-то живописец не одобрял любви, которая владела Федькой, и от этого на душе делалось тревожно. Однако его просьбу следовало выполнить.
Мужчины занимались в другом зале, и Федька увидела их, когда урок окончился и всю береговую стражу свели вместе – разучивать фигуры для нового балета «Деревенский праздник». В этот день намечено было сводить вчерне новые фигуры береговой стражи и сольные танцевальные арии.
Господин Канциани дал служителю листок, и тот под его присмот ром стал чертить на полу мелом длинные линии и дуги. Танцовщики и танцовщицы переобувались – снимали мягкие туфли для урока, надевали другие, на крутых каблучках и с пряжками. Федька окинула взглядом компанию фигурантов – Сеньки-красавчика среди них не было. Она подошла к Бориске.
– Где красавчик наш, не знаешь?
– С утра не появлялся. Пригрелся под бочком у своей купчихи, – шепнул Бориска, – и вылезать ему оттуда неохота.
Пришли дансеры и дансерки, стали особо, всячески показывая, что они тут – знать, аристократы. Мария Казасси и Катерина Бонафини нарочито громко разговаривали по-итальянски. Лепик что-то втолковывал Канциани по-французски, вдруг рассердился, отскочил, встал в позу и вполноги прошел кусок из своего выхода; Канциани замахал рукой так, что всем стало понятно: нет-нет-нет, этого, пока я жив, в балете не будет.
Федька подошла поближе – по-французски она хорошо понимала, изъяснялась похуже. Но балетмейстер и Лепик уже не спорили, а дружно ругали фигурантов.
– Есть только один способ добиться, чтобы береговая стража исполняла па и фигуры отчетливо, – говорил сердитый Канциани. – Это – ставить самые простые и легкие для выполнения. Если темпы и па слишком сложны – будет одна путаница.
Это Федьке не понравилось – она как раз хотела сложностей, чтобы хоть малость – а блеснуть.
– Ну вот я ставлю четыре поперечные линии, в каждой по четыре пары. В первой линии все будет правильно и четко, во второй – похуже, в третьей вяло и неточно, а бестолковая четвертая будет плестись с превеликим трудом. Ей-богу, уйду отсюда к кому-нибудь из вельмож, кто содержит танцевальную труппу! Там хоть розгами можно убедить береговую стражу не путать па и не подсовывать мне шанжманы вместо антраша!
Лепик весело засмеялся. Федька, почувствовав себя оскорб ленной, повернулась к Канциани спиной – уж она-то не ленилась проделывать все антраша, положенные по ходу танца, – руаяль, катр, синь, а в зале пробовала и антраша-сиз, с шестью заносками.
Дуня Петрова, отойдя в сторонку, повторяла па своей арии. Анюта стояла в отдалении от всех с самым унылым видом. Малаша торопливо переплетала косу. Наталья, низко нагнувшись, застегивала танцевальный башмак. Федька смотрела на товарок – и вдруг пожалела, что тут нет Шапошникова: вот бы нарисовалась удачная и живая картинка!
– Начинаем! – крикнул Канциани. – Береговая стража, девицы! Вот по эта дуга… Бянкина, Сидорова – на середина… Кавалеры – по та дуга! Колесников, Митрохин, в середина… нет, не так, Митрохин – за Сидорова, Колесников – за Бянкина… Раз, два, три… какого черта!..
Балетмейстер имел право и покруче выразиться – недоставало двух фигурантов, не складывались, значит, две пары. Изругав пропавших Румянцева и Званцева на чем свет стоит, балетмейстер стал разводить вторых дансеров и дансерок. Началась обычная репетиция, смыслом которой было – запомнить фигуры и переходы по меловым линиям, чтобы никто никого не снес, не зашиб и не сбил с толку.
Федька послушно выполняла все распоряжения, перебегала с места на место, поворачивалась и поднимала, как велено, руки – танца сейчас от нее не требовалось. Рядом с ней бегал Васька-Бес, делая вид, будто вовсе ее не замечает. Два часа спустя балетмейстер всех распустил. Но впереди были еще репетиции – близилась премьера «Ямщиков на подставе».
Безумно голодная, Федька побежала в уборную, но у самых дверей услышала:
– Бянкина, стой!
К ней подошла Анюта Платова.
– Слушай, Бянкина, помоги, Христа ради. Я тебе хорошо заплачу.
– А что такое? – спросила Федька.
– А то – ты же знаешь, где Румянцев прячется…
– Не знаю.
– Ври больше! Знаешь! Может, у твоей родни и сидит. Ты вот что – ты ему передай, что я и ему заплачу…
– Да что такое?
– И никто не узнает, никакая полиция! Надобно, чтобы он с моим Красовецким сегодня же встретился.
– На что?
– Пусть моему дураку растолкует, что его в ту ночь у меня не было! А то, вишь, мой-то ревновать вздумал! Да так рассердился, что знать меня больше не хочет!
– Это скверно…