- Вот и настала пора расставания с вами, капитан, - сказал Самарин. Мало пришлось поработать вместе. Садитесь. - Он достал из планшета карту и разложил ее на столе. - Вы направляетесь в распоряжение командующего армией генерал-лейтенанта Ардынова как отдельный батальон. Помощь эта для него мизерная. Но на войне один батальон при определенных условиях и в критическую минуту может сыграть большую роль. Такие случаи бывали...
- Где нам искать эту армию, ее штаб? - спросил я.
Майор накрыл карту ладонью, широкой и белой.
- Армия ведет бои на подступах к Серпухову.
Мне почудилось, что я ослышался.
- К Серпухову?
- Конечно. Чему вы удивляетесь? - Майор внимательно взглянул на меня сквозь стекла пенсне и еще раз показал на карте приблизительное место боевых действий армии. - Вот здесь... Вражеские войска уже подступают к Тарусе. Серпухов под непосредственной угрозой захвата. Войска все время в движении, а связь оставляет желать лучшего. Штаб армии не иголка, найдете. На месте разберетесь быстрее... - Майор вопросительно взглянул на молчаливо сидевшего штатского, и тот вынул из портфеля пакет с пятью сургучными печатями. Лично вручите этот пакет командующему, - сказал штатский. - Распишитесь...
Я спрятал пакет в планшет. Затем сдал золото, отобранное у Чигинцева.
Майор Самарин предупредил меня:
- Имейте в виду, капитан, дорога к фронту будет нелегкой.
- Легких дорог на войне мне еще не встречалось, - ответил я.
- С самого начала, с первого шага установите строжайшую дисциплину, чтобы люди не отбивались в пути. Да, да. Не удивляйтесь, пожалуйста, у нас уже есть на этот счет печальный опыт...
- Понимаю, - сказал я. - За своих людей я ручаюсь.
- Постарайтесь не задерживаться в пути. Легче всего перебросить бы вас на автомашинах, но такой возможности пока нет...
- Понимаю, - повторил я.
Майор отвел меня к окну.
- Положение наше чрезвычайно критическое, капитан. На том участке фронта, куда вы направляетесь, войска отступают, и остановить врага пока не удается. Так что вы попадете в самое пекло. Говорю вам об этом заранее. Самарин осторожно положил на плечо мне руку, посмотрел в глаза и сказал, понизив голос: - Сегодня утром у меня была ваша жена... Решительная и смелая женщина. Заявила сразу: если я не дам разрешения, то она пойдет с батальоном без всякого разрешения. Вы ее берете?
- Беру.
Майор еще раз внимательно взглянул на меня и молча одобрительно кивнул головой. Он надел шинель, фуражку, застегнул ремни. Прощаясь, приложил руку к козырьку.
- Счастливого пути, капитан.
- Благодарю вас.
Провожая его до машины, я подумал о том, что он в боевой обстановке останется таким же бестрепетным, добрым и непреклонным.
- Желаю удачи, капитан Ракитин, - сказал он. - Рассчитываю услышать о вас, о боевых делах вашего батальона добрые вести...
Я на минуту задержал его.
- Товарищ майор, к нам приходят люди и просят зачислить их в батальон. Что с ними делать?
Майор Самарин взглянул мне в глаза сквозь свои четырехугольные стекла, подумал некоторое время.
- Зачисляйте, - ответил он.
С этого момента батальон получил полную самостоятельность.
3
На войне быстро привыкают к новым местам - так привыкли и мы к нашей Пробирной палате с ее "аквариумом" и к обеим Бронным улицам и переулкам, вливающимся в них, - и так же быстро и легко расстаются с тем, к чему привыкли, и даже не задумываются, хочется расставаться или нет, знают лишь одно: надо. А это "надо" властно диктует свою волю всем твоим поступкам...
Мы выступили утром, уже при свете - задержали школьники-десятиклассники, группа в восемнадцать человек, совсем еще мальчики, едва оперившиеся птенцы; среди них была девчушка с веселыми, отчаянными глазами и чуть привздернутым носиком, беленькая и привлекательная.
- Почему вы не пошли в военкомат? - спросил я старшего, крупного и широкоплечего парня с рыжеватым пушком на верхней губе.
- Военкомат отправил бы нас куда-нибудь на формирование или в военные школы, а мы хотим на фронт, - ответил старший. - Мы приняли такое решение на комсомольском собрании класса.
Девчушка, шагнув вперед, объяснила:
- Мы уже к Мавзолею Ленина ходили, клятву дали защищать Москву. Мы пришли со знаменем. Мы встали на колено, как гвардейцы, и сказали: "Клянемся вам, товарищ Ленин, что будем защищать Родину, Москву до последнего дыхания".
Я пристально вгляделся в юные лица и увидел то, чего не заметил сразу: нет, это были уже не школьники, а бойцы, быть может, самые юные в нашей армии, но бойцы. Живая, горячая, вечно пульсирующая кровь Родины.
- Зачислить, - сказал я Тропинину.
Батальон растянулся вдоль Садового кольца на целый километр. День выдался серенький и безрадостный; тучи, рыхлые, неповоротливые, тяжко давили, точно ложились на плечи бойцов, связывая движения, стесняя души.
Я шел во главе колонны со старшим лейтенантом Чигинцевым. Он все время озирался по сторонам на ряды аккуратно уложенных мешков с песком, на бетонные конусы надолб, на шеренги стальных ежей, сваренных из двутавровых балок.
- Это же баррикады! Глядите, кругом баррикады...