Берег Живых. Выбор богов. Книга первая

И он по-прежнему принадлежал золотой крови Ваэссира – он не просто верил, а знал это. Часть Силы божественного предка была растворена в нём и не меркла, не покидала его ни на миг. Теперь это было так очевидно – здесь его осознание было чистым, как воды Великой Реки в сиянии Ладьи Амна.

Он не был тем, что Ануират видели в нём…

Но чем он был на самом деле?..

Нельзя было позволить огню уничтожить древнее святилище. Но как защитить смертную форму, если сейчас отчётливее своего тела он чувствовал огонь?.. Он был в сердце бури, за пределами которой не мог разглядеть больше ничего.

И в попытках сохранить больше, чем только себя, он проигрывал…

Музыка. Путеводная нить Тэры… Эту музыку он помнил всем своим существом, а через неё всё ещё помнил ощущение привычной реальности, пусть и всё более зыбко.

Путеводная нить…

Музыка…

«Не дать святилищу сгореть… Дар Стража Порога…»

Его разум неумолимо угасал.

«Прости меня, Тэра… моё воплощение Золотой Богини…»

Ещё одна нить, золотая, как кровь его рода, вдруг блеснула перед его внутренним взором… Он тронул эту нить, впервые замечая её так ясно, чувствуя жизнь в ней, и потянулся к этой жизни, сам уже не зная, зачем… И тенью своей памяти о том, что когда-то у него ещё были ладони, он почувствовал, как чья-то рука сжала его руку…

* * *

Безвременье

«… И золотая нить, прожигавшая сердце, вела его сквозь чёрную бурю, где взор смертных был бессилен, – на зов Владыки…»

Павах почувствовал, как нить натянулась до предела…

«…и вывел он ладью в сердце шторма, и протянул руку золотому соколу…»

Буря неистовствовала, её мощь выходила далеко за грань привычного восприятия и осознания – совсем как та, что хотел изобразить древний художник, писавший на скале историю рождения народа рэмеи. Взор смертных был бессилен здесь, и разум Паваха потерял опору и ориентиры. Но сквозь рёв бури воин всё ещё слышал звон струны, видел непокорный светоч Ваэссира среди безликих теней, пытавшихся погасить его.

Светоч Ваэссира и Первородное Пламя. Невероятное, смертоносно прекрасное сочетание. Павах узнал. Он уже видел такое однажды – недавно и целую вечность назад – невероятное сочетание, сложившееся в совершенной гармонии…

«Хатеп-Хекаи-Нетчери…»

В миг, когда Павах протянул руку, он сам стал гибнущим соколом с отяжелевшими золотыми-и-огненными крыльями. Это его смертная форма рассыпа́лась, его разум мерк, и всей доступной ему невероятной мощи не хватало на то, чтобы изменить это.

«Но мы живы…» – внезапное осознание этого осветило его восприятие – восприятие, разделённое на двоих, слитое воедино. «Живы!.. Живи, мой Владыка…»

* * *

Ужас и отчаяние захлестнули жрицу, стали сильнее неё – почти как в ту ночь, в пустыне. Её гнев был холодным, как лезвие ритуального ножа.

– У вас нет такого права… Сам Страж Порога не даровал его вам, – глухо проговорила Тэра, и речитатив полился с её губ, точно журчание тёмной реки, – освобождая псов, набирая силу, изливаясь дальше.

Она вскинула руки, обдавая Ануират холодом гробниц, и тени обитателей некрополей, которых она охраняла всю свою жизнь, встали за её спиной, многолико, многоголосо вторя её заклинанию.

– Ты не смеешь противостоять нам, дитя! – прозвучал откуда-то издалека голос Верховной Жрицы, и её воля схлестнулась с волей Тэры, привнося смятение в совершенство узора заклятия. Точно рябь пробежала по глади священного озера.

Опасность.

В следующий миг между ними вырос Сехир, и тень пса-патриарха стояла по правую руку от него. Безмолвные стражи заслонили её, надёжно защищая её смертную форму. И Тэра продолжала заклинание – то самое, которым жрецы Ануи успокаивали священных псов, но многократно усиленное, преображённое её волей в нечто иное.

– Именем Стража Порога приказываю вам остановиться! – голос жрицы, избранной Ануи, прогремел в стенах храма, запечатывая заклинание, сминая волю тех, кто противостоял ей.

И Ануират отступили, склонились перед Тэрой.

Одновременно с этим опала стена огня, полыхавшего от стены до стены, но отчего-то до сих пор не спалившего ни зал, ни всех тех, кто был в нём. Стены кое-где почернели точно от копоти, но изображения не были повреждены. Лишь двое старейшин лежали бездыханными, и Тэра уже знала, что их лица до неузнаваемости оплавлены.

Ей было безразлично. Она прошла дальше, и никто не посмел остановить её.

Пламя горело теперь мирным костром, сжигая тело того, кто направлял его… или сохраняя?..

Тэра обессиленно упала на колени рядом, протянула руку, не в силах коснуться через огонь, не видя, что осталось от её возлюбленного. Было лишь пламя, отлитое по его форме, и пелена слёз.

Срывающимся голосом она звала его по имени, вплетая имя в молитвы, которыми уже призывала когда-то его дух из безвременья, и псы-стражи, окружившие её, тоскливо вторили её зову.