– Ради покоя в этом городе я произнесу то, что должен, ещё раз. Хотя видят Боги, как надоела мне ваша тяга любое собрание превратить в базар, – Ренэф чуть оскалился, стараясь, чтобы его голос звучал спокойнее. – Этот человек носит мою личную печать как знак моего благословения и как напоминание вам всем. Споря с ним, вы спорите со мной. И, как вижу, у многих здесь есть желание сделать именно это… – он прищурился. – Вы забыли, как началось наше знакомство, но я не забыл. Я помню, кто из вас поддерживал Ликира. Я помню, кто из вас улыбался мне в лицо, а сам молился, чтобы я сдох в одном из дозоров. Я помню, как некоторые ждали, когда я оступлюсь, в чём совершу ошибку, и уповали на неё. Я напомню вам: каждый из вас здесь занимает своё место исключительно по моей милости… и по благоразумию моих советников, убедивших меня, что полная смена леддненской верхушки принесёт городу вред. Но ведь я, – он недобро усмехнулся, – могу передумать. Мне претит ваша неблагодарность. Я выбрал одного из вас, из людей, рождённых на этой земле. А теперь вы тявкаете, что он для вас недостаточно знатен. Он не до конца знает ваши порядки, и вы можете помочь ему – на благо вашего же города. Но вместо этого вы пришли доказывать мне, что знания и навыки каждого из вас ценнее. Ну и кто же достойнее? Ты? – он указал хопешем на главного казначея. – Или, может быть, ты? – хопеш повернулся в сторону главы мастеровых. – А чем хорош вот, например, ты? – клинок указал на одного из представителей знати, и тот побледнел. – Ах да, ты родовитее… Да только кого из вас ни назначь, другим будет поперёк горла, это я уже понял. И на следующий же день вы придёте скулить, прося отменить приказ, – Ренэф фыркнул и положил хопеш обратно на колени. – Так вот… Мне абсолютно всё равно, что вы думаете о моём решении, находите ли его мудрым или проклинаете меня за него. Но если в чью-то башку забредёт мысль учинить мятеж, – он понизил голос, вложив в свой взгляд всё, что думал о них, – здесь есть кому его подавить. Да, через несколько дней я покину Леддну… я буду далеко. Но если до меня дойдёт хоть один слушок, что вы вредите человеку, которого я выбрал как наиболее достойного… вы вспомните день, когда я пришёл сюда, во всей полноте.
Они слушали его… и ненавидели ещё больше – даже не за грубость и презрение, а за то, что он вселял в них страх. Но Ренэф и не искал их любви. Он ценил тех, кто шёл за ним искренне. Остальные же пусть идут из страха, пока это служит общему делу.
Тишина затягивалась. Едва ли ругань пошла бы на новый виток. Спорить с царевичем в открытую больше ни у кого не хватало ни сил, ни смелости.
– Если на этом всё, можете расходиться, – проговорил Ренэф и кивнул одному из своих воинов.
Тот открыл дверь. Люди кланялись, произнося официальные почтительные слова – кто искренне, кто сквозь зубы, – и уходили. Вскоре гостиная опустела. Остались только Никес, Клийя, Сафар и Алия, и воин закрыл дверь.
– Вот ведь… негодяи, – устало и расстроено проговорила Алия, глядя на закрывшуюся дверь. – Подлые…
Клийя сочувственно погладила её по руке и что-то успокаивающе прошептала.
– Про мятежи не знаю, а вот усложнить нам жизнь кто-то вполне может попытаться, – вздохнул Никес. Его глаза упрямо сверкнули. – Но и не с таким справлялись.
– Благодарю тебя, господин мой царевич. Всё это… было непросто, – тихо проговорил Сафар. – И дальше тоже будет непросто, я понимаю…
– Помнишь, что я сказал тебе когда-то? – Ренэф нашёл в себе силы улыбнуться – эти люди его гнева не заслуживали. – Ты заправлял десятком полей, а теперь – несколькими десятками станешь. Ну, и село теперь у тебя побольше… со своим базаром и скотным двором.
Клийя тихо рассмеялась. Её смех оказался так заразителен, что подхватили и остальные.
Этот день выдался тяжёлым для всех, но важное дело было сделано.
Праздник отгремел несколько дней назад, и народные гуляния закончились. В эту ночь Леддна засыпала спокойная, непривычно тихая. Никес уже успел соскучиться по ночной тишине, ведь для городской стражи празднества были связаны не только с весельем, но и с пьяными драками на улицах, а то и с чем похуже. Хорошо хоть леддненская элита пока остерегалась предпринимать что-то посерьёзнее небольших учинённых «под шумок» беспорядков. Кто-то нарисовал углём похабщину, посвящённую выбору градоправителя, на белёной стене таверны. Кто-то спьяну кричал, что деревенщина не может управлять их прекрасным городом. Но дальше этого дело не зашло – народ был увлечён праздником. А после собрания городского совета и неприятной для многих речи Сына Солнца знать предпочла затаиться – не иначе как дожидались отбытия царевича.
Что до простых людей, они присматривались к новоприбывшим рэмеи и на рожон не лезли. К воинам царевича горожане уже привыкли, а вот чего ждать от коменданта гарнизона, да и вообще, что будет означать для всех превращение Леддны в настоящий имперский гарнизон, никто пока не понимал.